с боку на бок и никак не мог уснуть. Лишь ко времени пятой стражи Бао-юй погрузился в дремоту.

Между тем У-эр встревожилась, не слышала ли Бао-чай, о чем они разговаривали, и не заподозрила ли ее в коварстве, и от волнения всю ночь не могла сомкнуть глаз. Встав утром пораньше, когда Бао-юй еще спал, она потихоньку прибрала комнату.

– Ты что так рано? – удивленно спросила ее Шэ-юэ, которая только что проснулась. – Или ночью совсем не спала?

У-эр решила, что Шэ-юэ слышала ночной разговор и хочет на ее счет позлословить, поэтому ничего не ответила.

Вскоре проснулись Бао-чай и Си-жэнь. Они открыли дверь и, увидев, что Бао-юй еще спит, призадумались: почему уже две ночи ему в передней так хорошо спится?

Наконец проснулся Бао-юй. Все уже были на ногах, Бао-юй торопливо поднялся, протер глаза и тут же вспомнил, что ночью ему опять ничего не приснилось. «Видимо, у небожителей и у простых смертных дороги разные», – подумал он.

Медленно спустившись с постели, он вдруг вспомнил, как У-эр называла Бао-чай и Си-жэнь небожительницами; он вынужден был признать, что девушка права, и пристально взглянул на Бао-чай.

Бао-чай догадалась, что его опять взволновало воспоминание о Дай-юй, однако ей и в голову не приходило, что Бао-юй может волноваться из-за того, что Дай-юй не явилась ему во сне. Ей стало неудобно от взгляда мужа, и она спросила:

– Ну как? Приснилась тебе небожительница?

– О чем ты говоришь? – с усилием улыбнулся Бао-юй, думая, что Бао-чай подслушала его ночной разговор с У-эр.

У-эр тоже сконфузилась, но промолчала, ожидая, что будет делать Бао-чай.

– Ты слышала, не разговаривал ли второй господин с кем-либо во сне? – продолжала Бао-чай, обращаясь к У-эр.

Бао-юй выбежал из комнаты, а смущенная У-эр пробормотала:

– В первую половину ночи он что-то говорил, но я не разобрала, что именно. Мне послышались только слова «создадут дурную славу», «постаралась бы оправдать ее» или что-то вроде этого. Я встала и уговорила его, чтобы он заснул. Затем я тоже уснула и больше ничего не слышала.

«Конечно, эти слова относятся к Дай-юй, – опустив голову, решила Бао-чай. – Если и дальше позволять ему спать в передней, он, пожалуй, опять накличет на себя наваждение. Ведь любовь к сестрам – его старая болезнь. Надо отвлечь его, иначе не избежать новых неприятностей».

От этих мыслей она вся вспыхнула, но только не подала виду, что ее смутило, и поспешила во внутреннюю комнату, будто бы для того, чтобы заняться туалетом.

А сейчас вспомним о матушке Цзя. Два дня подряд она веселилась, наелась чрезмерно и наутро чувствовала себя не совсем хорошо, да и боль под ложечкой не давала ей покоя.

Юань-ян и другие служанки хотели доложить об этом Цзя Чжэну, но матушка Цзя не разрешала его тревожить.

– Я просто немного объелась, – говорила она. – Не надо подымать шум – поголодаю, и все пройдет!

Юань-ян вынуждена была молчать.

Вернувшись вечером домой и увидев Бао-чай, которая ходила справляться о здоровье матушки Цзя и госпожи Ван, Бао-юй вспомнил о том, что произошло утром, и невольно покраснел. Бао-чай сразу поняла, что ему неудобно, и, зная, что Бао-юй – натура увлекающаяся, решила дать ему возможность утолить свое желание.

– Ты сегодня опять будешь спать в передней? – осведомилась она.

– Мне все равно, – отвечал Бао-юй.

Бао-чай хотела еще что-то сказать, но неожиданно потупилась.

– К чему говорить? – вмешалась Си-жэнь. – Я не верю, чтобы второй господин в передней спал спокойно.

– Это не беда, что второй господин спит в передней, – подхватила У-эр. – Хуже то, что во сне он разговаривает и никто не понимает, что ему нужно.

– Сегодня в передней буду спать я, – заявила Си-жэнь. – Может, и я начну во сне разговаривать. А для второго господина постелите в спальне!

Бао-чай ничего не сказала, а Бао-юй был настолько смущен, что у него и в мыслях не было возражать, и его постель перенесли в спальню.

Бао-юй позволил все это сделать потому, что чувствовал себя виноватым и хотел успокоить Бао-чай, а Бао-чай, со своей стороны, боялась, как бы Бао-юй не заболел от чрезмерных дум, и решила, что лучше всего приласкать его. Так что, как говорится, они пошли на «взаимные уступки».

Вечером Си-жэнь действительно приказала понести свою постель в переднюю.

Бао-юй уже давно хотел попросить у жены прощения, и Бао-чай не отталкивала его. Таким образом, впервые со дня своего замужества она познала благоуханное «чувство облака и дождя». Отныне «силы двойки и пятерки слились воедино и застыли». Но пока мы об этом рассказывать не будем, так как речь об этом пойдет ниже.

На следующее утро Бао-юй и Бао-чай встали вместе. Умывшись и причесавшись, Бао-юй отправился к матушке Цзя.

Так как матушка Цзя любила Бао-юя и ей нравились покорность и послушание Бао-чай, она позвала Юань-ян, велела ей достать из сундука яшмовые подвески времен династии Хань и отдала их внуку. Конечно, они уступали чудодейственной яшме Бао-юя, но тем не менее считались редкостным украшением.

– Мне кажется, эту вещь я никогда не видела в глаза, – заметила Юань-ян, передавая подвески матушке Цзя. – Какая у вас ясная память, почтенная госпожа! Вы даже помнили, в каком сундуке и в какой шкатулке эти подвески лежат! Даже не пришлось отыскивать их – я сразу открыла сундук и нашла! Но зачем они вам понадобились?

– Разве ты что-нибудь можешь знать об этих подвесках? – возразила матушка Цзя. – Их оставил моему деду его отец, а так как дед очень любил меня, он подарил их мне перед свадьбой. При этом он сказал: «Эта яшма очень дорогая, носили ее еще при династии Хань, так что ты всегда держи ее при себе, и она будет напоминать обо мне». Но я была слишком молода, ничего не смыслила и спрятала эти подвески в сундук. А потом, когда переехала в этот дом и увидела, что украшений здесь хоть отбавляй, я и совсем о них позабыла! Я ни разу не надевала их, и они пролежали в сундуке более шестидесяти лет. Видя то послушание и почтение, с которым относится ко мне Бао-юй, мне захотелось подарить ему взамен утерянной яшмы эти подвески, как их когда-то подарил мне мой дед.

После того как Бао-юй справился о здоровье, матушка Цзя подозвала его и, ласково улыбаясь, промолвила:

– Подойди ко мне, я хочу показать тебе одну вещицу!

Бао-юй приблизился, и она протянула ему ханьскую яшму. Бао-юй принял ее и внимательно осмотрел. Яшма была красноватого цвета, прекрасно отполирована и по