бывало слишком велико – никакой режиссер не мог бы за этим усмотреть. Театр приблизил нас к русской литературе. А с драматических произведений увлечение перекинулось и на остальное. Боже, сколько мы читали! Где угодно, когда угодно и как угодно. Сколько раз после вечернего обхода дежурным офицером спален какой-нибудь «одержимый» забирался под кровать. «Занавесившись» одеялом с обеих сторон, он «возжигал свечу воску ярого» и в этом полусклепе, с опасностью быть пойманным и наказанным и постоянно водя свечой из стороны в сторону – чтобы не прожечь доски, – в таком положении предавался чтению. Часами, до изнеможения, покуда оставался «воск ярый». Было ли наше чтение всегда серьезным и полезным? Да нет, читали не только классиков, увлекались и Луи Буссенаром, Майн Ридом. Одним словом, всем, что было в этом возрасте по душе. Все, что попадалось под руку.

Постановка учебного дела и наши законоучители

и духовники

Первым законоучителем 2-го Донского кадетского корпуса во время его эвакуации из Евпатории и затем, в Стрнище, в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев, был отец Василий Бощановский. По прибытии корпуса он отслужил торжественный благодарственный молебен, а через некоторое время панихиду по безвременно погибшему от большевистских рук Донскому Златоусту, Митрофану Петровичу Богаевскому[625], товарищу войскового атамана генерала Каледина. Передо мной на столе – подлинник его проповеди по этому случаю, написанный его рукой и переданный вдове покойного, Елизавете Дмитриевне. От нее я его и получил и жалею, что, за недостатком места, не имею возможности привести эту проповедь целиком. Привожу выписки из нее.

«Умер он, хотя и имел возможность избежать смерти. Умер, веря в честь и достоинство души человеческой. Умер от гнусной руки большевизма, но не случайно, а по роковой необходимости. В царстве торжествующего Хама все честное и доброе русское может только терпеть, страдать и умирать. Помните это вы, юноши и дети! Вернуться теперь – означает вернуться к Ленину и Троцкому, к гнусным палачам матери-Родины. Вернуться – значит покориться предателям, признать их право на издевательство над тем, что должно быть святыней каждого русского! Слушающий – да разумеет!»

Протопресвитер Бощановский родился в 1872 году в селе Самбек Екатеринославской губернии. Он окончил Киевскую духовную академию и в 1897 году рукоположен в священники. С 1899 года состоял законоучителем в различных учебных заведениях в России и за границей. В октябре 1949 года он стал настоятелем Александро-Невской церкви в городе Лейквуде, около Нью-Йорка. Решением Архиерейского синода Русской православной церкви отец Василий был возведен в сан протопресвитера в 1956 году.

После него законоучителем в корпусе стал отец Иоанн Трофимов, донской казак, отец кадета. Оба были высокого роста, косая сажень в плечах. Служил благолепно, требовал от нас знание Закона Божия и лепил колы, когда мы этого заслуживали. У меня нашел в парте стихотворения Пушкина, да не те, какие нужно. Взял за плечи, повел к форту. Долго поучал, старался объяснить, что это Александр Сергеевич написал в самые ранние, юношеские годы, а что потом и сам стыдился того, что написал, и друзей просил ему об этом не напоминать, сердился, когда об этом заговаривали. И вот отец Иоанн заставил меня вырвать по листочкам (а жаль было, так как это было старое, редкое издание – откуда оно попало ко мне, я уж теперь и не помню) и, разорвав на мельчайшие кусочки, развеивать по ветру. Сам помогал в этом.

Долгое время нашим духовным окормителем был не кто иной, как сам епископ Вениамин, духовный глава Белой армии. Этот период оставил, я думаю, одно из самых ярких воспоминаний в душе кадет, в особенности младших классов. Епископ Вениамин своим искренним словом увлекал за собой молящихся – проповеди его были исполнены глубокой верой, и каждое его слово проникало в самую душу. Оглядываясь на прошедшее, я ясно отдаю себе отчет в том, что он сделал для нас, для нашего духовного обогащения и какой переворот произвел в юных сердцах. До него, да и после него, – что греха таить, подросток-кадет особой набожностью никогда не отличался, за очень редкими исключениями. Вспомним, говоря об этих исключениях, пример Бориса Петровича Богаевского, который с малых лет, казалось, посвятил себя на служение Богу. Частенько любили мы удрать и всякими правдами и неправдами избежать долгого стояния в церкви. Это не имело ничего общего с верой или неверием мальчишки. Просто в этом возрасте не вдумываешься глубоко во многие вопросы. Но это избегание не касалось тех из нас, что пели в хоре, – те были считаные, да и любили церковные службы. А булочки певчим в воскресенье – да разве рискнешь потерять такую вкусную сдобную булочку!

Но с приездом епископа Вениамина влилась в нашу жизнь новая струя. Даже «теплохладных» сумел он заразить своим горением и привлечь к алтарю. Его богослужения были прежде всего интересны. Я задумался было: уместно ли воспользоваться этим словом для определения, и решил, что это точнее всего определяет характер того, что он делал. Прежде всего он в подробностях знакомил нас со смыслом богослужения, объяснял в классе все детали и, может быть, не совсем понятные выражения в тексте богослужения. А мы-то думали, что с церковной службой знакомы с самого детства! Оказалось много нового, что только теперь открывалось в его проникновенных объяснениях. Поэтому особенно внимательно мы следили теперь за всем, что совершается во время службы. Изредка он знакомил нас с теми обрядами, которые редко соблюдаются в нашей церкви, как это было, например, с обрядом омовения ног 12 апостолам. В качестве «апостолов» были выбраны кадеты, и для обряда был сооружен особый помост, обшитый белыми простынями. Этот обряд своей исключительной красотой и внутренним смыслом произвел на нас сильное впечатление. Епископ Вениамин сумел привлечь к церкви много «теплохладных» и огрубелых сердец. Помню, что многие из тех, что не прочь были ранее отлынивать от воскресной службы, вставали теперь часа на два раньше и бежали к ранней. Готовы были, кажется, пожертвовать и завтраком, если надо. Очень многих, в том числе и меня, епископ заставил задуматься о том, что у нас до тех пор лежало под спудом. Его отъезд был для нас ударом. Тяжело было расставаться, и его автомобиль несли на руках так же, как в свое время и автомобиль Главнокомандующего. При епископе нам удалось не раз слушать всероссийскую знаменитость – прославленного протодиакона отца Вербицкого, пластинки которого ныне уже фонографическая редкость. А тогда, в течение долгого времени, он жил и служил при корпусе.

Вслед за тем нашим законоучителем стал архимандрит