Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рамина, счастливая и вспотевшая, откинулась на голубоватое и застиранное до дыр бельё. Она на всём экономила. Бельё было старое, но душистое и чистое безупречно, пока они его не отмечали своей молодой и обильной страстью. Валерий встал, не давая себе времени разнежиться рядом с нею, и тем самым, отменить своё же решение расстаться с Раминой.
– Уф! – сказала она, – ты опустошил меня настолько, что я не смогу дойти до работы. Но прогулять я не могу. Меня отправят в исправительные работы на поля. Это ещё хуже. Ола и так устала выручать меня из-под тягот общественных наказаний, каким награждаются провинившиеся и загульные без меры особы. Ведь бывает, что девушки не приходят на работу неделями. А разницы никакой. Хоть месяц прогуляй, хоть один день – всякую нарушительницу отправляют в поля под палящие лучи или сырые тучи. Так что, если уж гулять, то вдоволь.
– Что же, и за месяц и за день – одинаковая расплата? – спросил он без всякого интереса, поскольку обсуждение темы наказаний для загульных девиц было её любимой темой. Она рассказывала об этом не раз и не два.
– За месяц гуляний – месяц работы на общенародных сельхоз. угодьях. За день – целую неделю. Это справедливо, ты считаешь?
– А за год? – спросил он. – А за целую жизнь?
– Наверное, тогда сажают в дома неволи и увозят совсем уж далеко на край континента. Для работы, которая никому не нравится, поскольку тяжёлая или грязная. Я не знаю таких случаев. Все же боятся.
– А что, на краю континента живут другие люди или там другие города и селения? Другая работа? Почему именно там расположены предприятия, где работа непременно тяжёлая или грязная, как ты говоришь?
– Не знаю. Может, там всё то же самое. Да ведь привыкаешь к тому месту, где и живёшь.
– Значит, и там привыкнешь. Ко всякому месту можно привыкнуть.
– Нет. Я умру без своего лесопарка и своего любимого чистенького павильона. А как же тогда моя Финэля?
– Я же не умер вдали от Родины. Нигде не умер. А мест было столько, не представить тебе того никогда. А рассказывать-то я и не умею столь же красиво, как ты.
Рамина разинула рот от изумления. – Как? Ты сидел в доме неволи? Ты работал в подземных шахтах? Ты был преступником? Я всегда что-то такое за тобой подозревала.
– Сидел, сидел в таком смертельном ограничении, в таком замкнутом и без шанса его покинуть пространстве, какого ты и не представишь. И в подземельях работал, и на горных высях, но преступником никогда не был.
– Как же это?
– А так. Я же пришелец здесь. Как тебе такое?
– Какой пришелец? Откуда?
– Я так шучу. Развлекаю тебя. Нечто вроде контрастного душа. Для пользы здоровья. То тёплая водичка, а то ледяная.
– Всё же ты недоразвитый простолюдин. И шутки твои тупые.
Вот такими были её прощальные слова. Но сама она не знала, что прощается с ним. Она потягивалась и постанывала от недавно пережитого удовольствия, не желая вставать и окунаться в скучную обыденность. Валерий даже не поцеловал её, страшась безволия в самом себе. Он спустился вниз и направился на выход. Вышла Финэля, чтобы закрыть за ним дверь на внутренний замок.
– Чего же поесть не остался? – старуха глядела как бы сквозь него тёмными щёлками глаз, но было чувство, что она читает рассыпанные по дну его души некие письмена предательства, складывая их в целую фразу. Она шевелила ниточкой бледных губ, жуя схваченный смысл прочитанного. – Я знала, что ты уйдёшь от неё. Я ей говорила, не люби так, как твоя мать, ставшая тощей и злой от горя покинутости. Как было и с Ифисой, упавшей с ненормальной высоты собственного чувства в каменную грязь, сошедшей с ума. Только чудом она и исцелилась, чудом найдя великого мага, а так давно бы погибла, разбитая, заеденная болезнями и насекомыми в безвылазной грязи. Я о многом знаю, о чём мне некому сказать. Ты же видел Ифису? Она была приобщена к жизни людей из твоего небесного племени. Она была подругой Нэи, ушедшей на пламенеющей машине за небесный купол, где, как говорят жрецы, ничего нет. Уходи скорее! А то я стукну тебя на прощание пустой кастрюлей по твоей пустой голове! Я знаю, что ты уходишь насовсем.
– Откуда? – Валерий подавился собственным голосом.
– Оттуда. Свыше мне пришёл однажды дар, никому не нужный. Но если она родит, то ты о том не узнаешь. Уходи!
– Она не сможет родить от меня. Я проверял. Такие случаи – редкость.
– Так и уходи, не виня себя ни в чём. То, что для женщин смысл их существования, для вас всего лишь то, что в это самое существование вносит разнообразие. Ты не исключение. Хотя она думала иначе.
Валерий вышел. Но тут же на выходе он столкнулся с незнакомым молодым человеком. Тот был высок ростом, и как успел заметить Валерий, метнул в него взгляд ярко-зелёных глаз. Финэля даже не успела затворить дверь.
– Сирт? – удивилась старуха, – ты-то зачем припожаловал?
– В гости к нашей баловнице. Нельзя? Пустишь меня, вечный страж Финэля?
Финэля неучтиво толкнула в спину Валерия, пропуская того, кого она назвала Сиртом. И закрыла дверь. Валерий, озадаченный приходом незнакомца, послонялся вокруг дома. Заглянул в одно из вытянутых окон. Но в гостевом зале никого не было. Внезапно с той стороны он увидел прижатое к стеклу старое и серое лицо Финэли. Она свирепо ширила свои щёлочки, страшной гримасой отгоняя его от окна. Она была похожа на привидение из кошмарного сна, так что он невольно отшатнулся и даже неприятно испугался.
– Вот ведьма, – только и сказал он. Сверху, с галереи, послышался весёлый смех Рамины. Сама с собою она бы веселиться не стала. Валерий решил, что парень её бывший, решивший к ней вернуться. Так что и переживаний с её стороны не случится.
– Ва-Лери! Мой милый! Жду завтра утром! – Рамина просунула своё розовощёкое личико в промежуток между декоративными конструкциями из деревянных кружев и радостно смеялась без видимой причины.
– Кто там с тобой? – не удержался от вопроса Валерий.
– Со мною всегда ты! В