Так, М. Е. Катуков подчиненный ему 79‑й гв. мп. включил оперативно в состав 6‑го тк, а И. М. Чистяков усилил 67‑ю гв. сд 5‑м гв. мп. Снаряды–ракеты «катюш» не обладали способностью пробивать броню. Их основной поражающий фактор — ударная волна, а вторичные — огонь и осколки корпуса [764] и порохового двигателя, их использовали в первую очередь для нанесения удара по скоплению живой силы, автотранспорта, складам, полевым базам снабжения, железнодорожным станциям. Реактивные системы были оружием достаточно дорогостоящим, а потому дефицитным. Как правило, даже командиры корпусов редко имели в своем резерве «катюши», поэтому до Курской битвы их нечасто использовали для отражения танковых атак. На Воронежском фронте из установок БМ‑13 начали вести огонь прямой наводкой с предельно малых дистанций непосредственно по наступающим танкам, судя по обнаруженным документам, с 8 июля. До этого момента гвардейцы тоже успешно вели обстрел танковых клиньев, но на дистанции в несколько километров. Первыми ударили по атакующим танкам «Великой Германии» с нескольких сот метров расчеты 79‑го гв. омп. Из оперативной сводки № 00189 штаба ГМЧ:

«331/79‑го гв. мп. сосредоточен: балка 800 м юго–восточнее Новенькое. В 12.30 8.7.1943 г. дал батарейный залп прямой наводкой по колонне танков в районе 4 км северо–восточнее Васильевка. Подбито 4 танка. Расход М-13–48 шт.»{723}.

Сохранились воспоминания ветеранов этого полка, в которых они отмечают, что в период подготовки к Курской битве они готовились к ведению огня по танкам установками БМ‑13 и даже проводили на полигоне экспериментальные стрельбы. Хотя основательно отработать прием ведения огня по танкам не удалось, но полученный опыт с успехом был применен в ходе боев. Сразу же после завершения операции, анализируя новые приемы и методы уничтожения бронетехники, проверенные на практике, штаб артиллерии 1‑й ТА отмечал:

«Опыт боевых действий показал, что полки PC могут вести эффективную борьбу с атакующими танками противника методом дивизионных и полковых залпов с открытых огневых позиций с применением снарядов М-20, которые успешно поражают даже тяжелые танки Т-6. Кроме того, проводилась успешная стрельба по танкам прямой наводкой из установок PC дивизионом в рассредоточенных боевых порядках. Это подтвердило возможность постановки задач на уничтожение атакующих танков полками PC»{724}.

Как ни парадоксально это звучит, но гвардейцы обстреливали «катюшами» и воздушные цели. 8 июля уже упомянутый выше 79‑й гв. омп подполковника И. И. Бондаренко всеми тремя дивизионами вел огонь по боевым группам дивизии «Великая Германия». Два его дивизиона находились в подчинении [765] 6‑го тк и один — 3‑го мк. Вот любопытная выдержка из оперативной сводки № 0133 к 5.00 9 июля о действиях 357‑го гв. омд капитана Гусева, работавшего из района выс. 243.0 (западнее Пены) по заявке бригад генерал–майора А. Л. Гетмана:

«357‑й гв. омд в 19.00 8.07.43 г. произвел залп по цели: скопление танков и до 700 чел. пехоты. В районе изгиб тропы в овраге юго–восточнее Верхопенье 400 м. Израсходовано снарядов ТС‑13 88 шт. Не слет 8 (снарядов. — В. З.), всего 96 шт. В результате залпа уничтожено 3 танка идо 150 солдат и офицеров, рассеяно до 550 чел. пехоты. Во время дачи залпа сбит самолет противника марки «Юнкерс‑87». Огнем зенитной установки сбит самолет противника марки «Мессершмитт», сбит пулеметным расчетом 331‑го гв. омд, фамилии которых будут сообщены дополнительно»{725}.

Редкий факт, когда документально подтверждается уничтожение огнем «катюш» пикирующего бомбардировщика. Удалось разыскать и воспоминания свидетеля того необычного случая, командира батареи 357‑го гв. омд М. П. Иванчихина:

«Моя батарея располагалась в глубокой балке, поросшей лесом, в 800–900 м от села Верхопенье. Наблюдательный пункт я выбрал на краю оврага так, чтобы мне хорошо была видна церковь в селе; село постоянно переходило из рук в руки. То наша 200‑я танковая бригада отражала атаки танков и входила в Верхопенье, то немцы сбрасывали наших вниз, входили сами. Бои были очень упорными. Село обороняла 200‑я тбр. Как только появлялись фашистские танки и пехота, командир бригады полковник Н. В. Моргунов звонил мне по телефону: «Лейтенант, давай залп!» Но я сам видел, что надо бить фашистов. Постоянно приходилось вести огонь прямой наводкой по танкам противника, которые занимали село и начинали спускаться вниз к нашей балке или продвигались на юг.

Я быстро готовил данные для стрельбы, командовал батареей и давал команду на открытие огня. Боевые машины выскакивали из балки, занимали огневые позиции. Передние колеса опускались в ровики. Мы давали залп с открытых огневых позиций прямой наводкой по фашистским танкам и пехоте. Как правило, несколько танков подбивали, пехота практически уничтожалась. Далее в бой вступали наши танки, а боевые машины быстро уезжали и укрывались в аппарелях.

Фашистские танки были очень близко. Чтобы они не успели нас заметить и расстрелять из пушек, надо было действовать решительно и быстро. Но иногда приходилось перед основным залпом выпускать 2–3 реактивных снаряда для пристрелки. Поэтому боевые машины оставались на огневых позициях [766] гораздо дольше, но все равно гвардейцы действовали быстро и умело, и враг нас не успевал обстрелять. Несколько было удачных залпов, после которых горели несколько «тигров» и «пантер» и самоходных артиллерийских установок.

Мне хочется рассказать, как удалось сбить вражеский самолет–бомбардировщик Ю-87. Я заметил, что, как только наши танки входили в Верхопенье, появлялись самолеты Ю-87 и начинали их бомбить. Фашистские самолеты летели низко, примерно на уровне траектории полета реактивных снарядов. Я подумал, а не удастся ли сбить хотя бы один самолет нашим залпом. Выбрал момент, когда позиции 200‑й тбр в Верхопенье бомбили самолеты противника, прикинул по таблице стрельбы высоту траектории снарядов, которые пойдут над ними. В момент, когда только подходила новая группа примерно из 40 самолетов–бомбардировщиков Ю-87, я передал на батарею данные для стрельбы с таким расчетом, чтобы траектория залпа прошла через эту группу самолетов, приказал дать залп по обратным скатам Верхопенья, где сосредоточились немецкие танки. Как же ликовали наши солдаты, сержанты, когда один из снарядов врезался в фашистский самолет, он взорвался прямо в воздухе, от него посыпались только искры. Мы хоть немного отомстили фашистским летчикам за непрерывные бомбежки наших боевых машин.

Конечно, реактивные снаряды «катюш» не были конструкторами предназначены для стрельбы по самолетам, они и не думали об этом. Но раз представилась такая возможность, жалко было ее упускать. Может быть, это был первый случай, когда ракетой сбили самолет. Командир орудия ст. сержант Михаил Синичкин за уничтоженный самолет получил медаль «За отвагу»{726}.

Но вернемся к ходу боевых действий. Вечером 11‑я тд все–таки пробила оборону корпуса С. М. Кривошеина. Мотострелковые батальоны 3‑й мбр не смогли отразить очередную танковую атаку и, согласно донесению капитана A. M. Кунина, в 20.30 отошли за выс. 242.1. Дальше вдоль шоссе на север, кроме 1‑й гв. тбр, в которой осталось буквально несколько танков и полусотня мотострелков, никаких частей 3‑го мк и 22‑го гв. ск не было. Оказались сбиты со своего рубежа и батальоны 201‑го гв. сп. Под бомбежкой организовать отход подразделений полковника Т. Н. Сорокина и бригады майора П. А. Захарченко не удалось, батальоны рассыпались на отдельные группы и беспорядочно отходили на север и северо–запад. Это был один из критических моментов боя 1‑й ТА 8 июля. Стремясь остановить продвижение немцев через [767] выс. 242.1 на север, генерал–майор С. М. Кривошеин бросил в контратаку из района Ильинского последний резерв — остатки 49‑й тбр. Надо отдать должное выдержке и самообладанию подполковника А. Ф. Бурды. Он лично возглавил атаку батальона, а когда немцы остановились и их танки с места начали вести методичный огонь по нашим рубежам, он лично собирал отходившие войска из разных частей и строил оборону на этом участке. Начальник политотдела бригады сообщал: