Раскольникова со следователем Порфирием Петровичем. Помимо сходства в общем тоне беседы, ср. текстуальные параллели: «Да фуражечку-то отложите-с…», — говорит Порфирий, и далее, при расставании: «Здоровье-то свое берегите, здоровье-то-с…» [Достоевский, Преступление и наказание, IV.5–6; на сходство указал А. Жолковский].

14//18

Это были странные и смешные в наше время люди. Почти все они были в белых пикейных жилетах и в соломенных шляпах канотье. — Речь идет о черте одесской экзотики, хорошо известной до революции и долгое время после нее. Упоминаемые здесь персонажи по довоенной привычке группировались в определенных местах города — например, около знаменитого бывшего кафе «Фанкони» на Екатерининской, между Дерибасовской и Ланжероновской (в романе — нарпитовская столовая 68, бывшее кафе «Флорида» 2; ср. сходное переименование московской «Праги», ДС 20//14). Канотье — почти обязательный атрибут биржевого маклера времен ancien regime. Актрисе Н. А. Розенель, посетившей город в 1925, прежде всего бросились в глаза «мальчишки-беспризорники и старики из бывших биржевиков по виду». Последние были приглашены на съемки фильма «Мисс Менд» на роль преуспевающих американцев, для чего вынули из сундуков свои лучшие дореволюционные костюмы [Луначарская-Розенель, Память сердца, 407–408]. И. Ильф рассказывает о них в очерке «Путешествие в Одессу» (1929):

«Никакая книга не даст полного представления о так называемом «Острове погибших кораблей».

«Остров» занимает целый квартал бывшей Дерибасовской улицы, от бывшего магазина Алыпванга до бывшей банкирской конторы Ксидиаса. Весь день здесь прогуливаются люди почтенной наружности в твердых соломенных шляпах, чудом сохранившихся люстриновых пиджаках и когда-то белых пикейных жилетах.

Это бывшие деятели, обломки известных в свое время финансовых фамилий.

Теперь белый цвет акаций осыпается на зазубренные временем поля их соломенных шляп, на обветшавший люстрин пиджаков, на жилеты, сильно потемневшие за последнее десятилетие.

Это погибшие корабли некогда гордой коммерции. Время свое они всецело посвящают высокой политике, международной и внутренней. Им известны такие детали советско-германских отношений, которые не снились даже Литвинову» [см. также ИЗК, 316].

Пикейные жилеты в Черноморске 1930 г. — остатки некогда влительного и процветающего сословия одесских негоциантов, главным образом хлебных экспортеров и маклеров, о которых вспоминает Л. Утесов: «В чесучовых костюмах, белых пикейных жилетах и соломенных канотье — иногда кажется, что это своеобразная воинская часть, одетая в нелепую военную форму. Это [так называемые] лепетутники» [Одесса моего детства // Л. Утесов. Спасибо, сердце!]. Когда-то «высокая политика» имела для них вполне реальное значение:

«…[Их] ставки зависят от того, оправдаются ли тревожные слухи, будто султан хочет опять закрыть Дарданеллы; а слухи пошли из-за каких-то событий в Индии или в Персии, и как-то связаны с этим и Франц-Иосиф, и императрица Мария Федоровна, и французский премьер Комб, и еще, и еще. Обо всем этом они говорили не вчуже, не просто как читатели газет, а запальчиво, как о деталях собственного кровного предприятия; одних царей одобряли, других ругали, и о тех и других как будто что-то знали такое, чего нигде не вычитаешь» [Жаботинский, Пятеро, 48; действие в 1905].

Толки обывателей, собирающихся в публичных местах, о высокой политике, фамильярность и мнимая осведомленность в обсуждении ими монархов и судеб государств — мотив, имеющий давнюю традицию в классике; см., например, Буало, сатиру III. 161-67 и типаж «вестовщика» во множестве других европейских сатир от античности до XIX в. Одесские негоцианты, проводящие день на улице, как их изображают писатели и мемуаристы, — частный случай этого общелитературного типа. Присутствие этой касты людей осознавалось как характерная особенность одесского ландшафта уже в пушкинскую эпоху. В «Отрывках из путешествия Онегина» их интересы переданы приемом, типичным для сатирического портрета вестовщика, — серией вопросов: Какие новые товары / Вступили нынче в карантин? / Пришли ли бочки жданных вин? / И что чума? и где пожары? / И нет ли голода, войны / Или подобной новизны? То же в путевых очерках современника Пушкина И. Бороздны, где без труда узнаются предки пикейных жилетов из ЗТ: Бывало, только что примчатся / Суда из стороны чужой, / Негоцианты вдруг толпой / По улице зашевелятся; / Кто ждет товаров, кто друзей, / А кто из-за моря вестей… / И сколько новых разговоров, / Соображений, толков, споров, / О войнах, мире стран чужих / Иль о банкротствах роковых… [Поэтические очерки Украины, Одессы и Крыма, М., 1837; цит. по кн.: Старая Одесса, 59].

С соавторской трактовкой этих персонажей ушедшей Одессы полемизирует другой старый одессит — писатель и переводчик С. Липкин в мемуарной повести «Записки жильца»:

«В одном популярном романе с неподдельным юмором высмеяны бессильные болтуны в пикейных жилетах, с апломбом разглагольствующие на политические темы. Как близоруки подобного рода авторы-насмешники! Он… [герой повести, лингвист М. Ф. Лоренц] до сих пор удивляется тому пониманию сложнейших ситуаций, уму, наконец, прозорливости, какими были исполнены вечерние разговоры в шумном, веселом зале трактира… И как знать, не заключается ли свобода именно в том, что люди труда, надев вечером жилеты, быть может, безвкусные, сидят в трактире, пьют чай, едят бублики с маком и, никого не боясь, политиканствуют как им вздумается» [Липкин, Квадрига, 10].

14//19

…Все, что бы ни происходило на свете, старики рассматривали как прелюдию к объявлению Черноморска вольным городом. Когда-то, лет сто тому назад, Черноморск был действительно вольным городом… — Ср. аналогичные мечтания крупного нэпмана у В. Инбер: «Илья Абрамович думал так: «Конечно, если Одессе дадут порто-франко, так город оживет, о чем говорить…»» [Уравнение с одним неизвестным, КН10.1926]. — Статус порто-франко, т. е. территории, где привозимые морем иностранные товары продавались без таможенных пошлин, Одесса имела в 1819–1859. Это способствовало превращению ее в цветущий космополитический центр южной России. Статуса вольного города она не имела, но для преисполненных гордостью одесситов эти два понятия сливались в одно: «Вот что такое было порто-франко, — пишет В. Катаев, — Одесса стала чем-то вроде вольного города, и эта райская жизнь продолжалась до 1857 года» [Кладбище в Скулянах, 25].

К. В. Душенко подсказал прецедент у М. Щедрина: «Хорошо бы, мол, Верхоянск вольным городом сделать и порто-франко в нем учредить» [Охранители].

14//20

Разговоры пикейных жилетов. — Конференция по разоружению — вероятно, конференция пяти держав по морскому разоружению в Лондоне (весна 1930).

Бернсторф, Иоганн-Генрих фон, граф — германский политический деятель, в 1908–1917 посол в США; член германской делегации в Лиге Наций, пацифист, сторонник проанглийской и проамериканской ориентации в немецкой политике.

Сноуден, Филипп — министр финансов в лейбористском правительстве Англии в 1929–1931; на международных конференциях добивался повышения английской доли в европейских делах и послевоенных репарациях. В советской прессе Ф. Сноуден описывался как «сухой, злобный,