Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Губернатор решил, что первосвященник сошёл с ума и что теперь в стране обязательно случится тотальная религиозная война, если он не задавит её в зародыше. Он приказал своим воинам арестовать первосвященника и всех его воинов. Большинство военных приказу поднять оружие на главного жреца государства удивились и даже не подумали сдвинуться с места. Губернатору удалось собрать совсем небольшую банду из числа своих ближайших охранников. Они решили напасть внезапно.
Частично их план удался, пострадали те воины из охраны первосвященника, которые были в увольнении и гуляли по городу. Первосвященник ожидал чего-то подобного и держал большую часть отряда в своей резиденции в состоянии полной боевой готовности. А ещё он заранее вызвал дополнительные войска из столицы.
Когда воины губернатора осадили бывший купеческий особняк, по сути маленькую крепость, предоставленную первосвященнику в качестве резиденции, то столкнулись с упорной обороной. Сразу они её взять не смогли, а потом подошли войска из столицы, и генерал столичных войск с широкой улыбкой спросил у губернатора, почему он нападает на главного жреца страны. Губернатору и его особо приближённым людям удалось сбежать в столицу, где он развернул кампанию по признанию первосвященника еретиком.
Первосвященник со всеми текстами приехал в столицу и сразу стал радостно объявлять, что их Бог по-прежнему со своим народом. Первосвященник уговорил многих из моих бывших учеников идти с ним, чтобы быть пропагандистами и распространителями нового учения.
Такое развитие событий было крайне маловероятным. Я провёл маленькое следствие и выяснил, что это дело рук бесов. Они явились к шедшему из столицы генералу под видом божественных посланников и напели тому песен, что надо бы поторопиться. Суть задумки читалась достаточно легко: бесяры очевидно задумали создать две версии учения, официозную и противостоящую ей простонародную, а затем столкнуть их. Я решил не мешать им. Это можно будет использовать.
В столице у губернатора нашлось много сторонников. Во-первых, против первосвященника встала та группировка в церкви, которая продвинула в главные священники провинции жреца, который участвовал в моей казни. Они хоть и не одобрили его действия, но сдавать своего не хотели. Во-вторых, против нового учения встали те окаменевшие традиционалисты, которые не хотели ничего менять в сложившейся системе воспитания и обучения. Суть Преображения они не захотели понимать, а морочить голову людям и собирать долю налогов на церковь можно было и без этого. В-третьих, ряд государственных чиновников и правителей справедливо заподозрили, что теперь какое-то грязное простонародье будет требовать от них править по любви и справедливости, а они давно привыкли жить исключительно грабежом и силовым подавлением. Эта партия оказалась самой сильной.
Совместными усилиями они организовали собрание церковных авторитетов, которое имело власть решать все спорные вопросы церковной жизни. Собор принял решение, что вновь появившееся учение — это фантазии, обман простонародья нереальными и наивными требованиями абстрактной любви, что всё это сделано ради захвата власти и денег.
В ходе этого собора сложилась забавная ситуация: бесы вовсю интриговали и давили, чтобы учение было признано частью традиции и принято в официальный оборот официальной церкви, а мы били им по лапкам и позволяли гнуть свою линию тем жрецам, которые вели дело к признанию нового учения враждебным. Идея бесов была в том, что если учение станет официальным, то оно будет сначала размыто старой традицией, а потом и вовсе будет забыто. И возможностей для широкого распространения в мире у него не будет, поскольку все будут считать это учение вторжением идеологии данного государства.
Первосвященника и всех жрецов, принявших его сторону, низложили в отправили в изгнание. Часть жрецов тут же заявила, что они зря поверили первосвященнику, и попросились обратно. Их простили и приняли, разрешили дальше собирать деньги в своих церквях. Губернатор, устроивший моё сожжение, торжествующе вернулся в провинцию. Правда, некоторое сомнение у него всё-таки осталось, поэтому он затребовал себе копию тех текстов, которые записал первосвященник.
Получилось так, что вместе с первосвященником оказались изгнанными все те жрецы, которые имели доступ к информации о плане разворачивания религии, к тем планам, которые я когда-то рассказывал первому жрецу. Первосвященник и оставшиеся верными ему жрецы вернулись в ту провинцию, где произошло сожжение, и попытались найти моих первых учеников. Долго искать не пришлось, поскольку с ними до столицы и обратно ходили их ближайшие товарищи. После первых очень осторожных выяснений позиций обе части хорошо поняли друг друга. Первые ученики — а теперь апостолы новой религии — с удивлением узнали, что именно такое развитие событий было предсказано ещё при возникновении старой религии. Первосвященник и его жрецы с не меньшим удивлением узнали, что это государство никогда не рассматривалось как государство — носитель новой религии и что надлежит проповедовать благую весть по всем землям, чтобы совсем другие государства стали носителями и защитниками учения Бога-из-Огня.
Закончилось это тем, что первосвященник и его жрецы сбежали в государство Самоначи и начали оттуда миссионерскую деятельность. Власти Самоначи не мешали, с их точки зрения, если эта деятельность ослабляла государства бывшей враждебной империи, то и хорошо. Кроме того, их собственная религия не особо отличалась от того, что говорил первосвященник.
Часть учеников осталась на месте, а большая часть разбрелась по всему свету. Корабли, на которых они плыли, никогда не тонули, а змеи, решившие напасть на них, никогда не кусали.
* * *
Моей мамой в прошедшей жизни была моя прежняя мама, Мирани. Моё учение о любви и отказе от гордости она поначалу не принимала. Смеялась, говорила, что оно нереальное и никто его не примет. Я только улыбался в ответ. На мог же я ей сказать, что она является мне мамой не первый раз и что она попала в эту жизнь по собственной просьбе, чтобы сделать очень большой шаг вперёд. Казнь была для неё большим ударом. Она очень любила своего первого сына, и она никак не могла представить, за что можно было сжечь её мальчика, который никого не обидел и только ходил и призывал ко всему хорошему.
После сожжения к ней стали заходить люди, приносить деньги и говорить благодарности. Мама удивлялась и