Дивизия эта была негритянской, и немногие офицеры Потомакской армии (начиная с самого Мида) верили в ее боевые качества. Бернсайд же был другого мнения, поэтому и возложил на эту дивизию обязанность возглавить штурм после взрыва. Чернокожие солдаты для этого проводили специальные тактические учения; их боевой дух был высоким, они, по словам одного из их офицеров, были полны желания «продемонстрировать своим белым товарищам, на что способны цветные»[1331]. Грант приказал корпусу Хэнкока, стоявшему на северном берегу Джемса, совершить ложный маневр, чтобы отвлечь часть сил Ли от защиты Питерсберга. Утром 30 июля, на которое был назначен взрыв шахты, казалось, что успех обеспечен.

Однако всего за несколько часов до этого Мид (с санкции Гранта) приказал Бернсайду пустить вперед одну из «белых» дивизий. Скорее всего, Мидом руководила недостаточная вера в неопытные негритянские части, хотя впоследствии, давая показания на заседании Комитета по ведению войны, Грант привел другую причину: «[Если бы события пошли не по тому руслу,] то сказали бы, что мы послали этих людей вперед на верную смерть потому, что нам плевать на их жизни. Но если бы мы послали вперед белых, так бы не сказали»[1332].

Очевидно, сбитый с толку изменением плана в последнюю минуту, Бернсайд утратил контроль над операцией. Джеймс Ледли, командир дивизии, которой жребий (!) определил начинать атаку, имел весьма посредственный послужной список и вдобавок проблемы со спиртным. Во время наступления он остался в тылу, в окопах, потягивая ром, выпрошенный им у врача. Безо всякой подготовки и руководства его дивизия начала разрозненную атаку. Взрыв образовал воронку 170 футов в длину, 60 в ширину и 30 в глубину. Целый полк и артиллерийская батарея мятежников оказались погребены в этом котловане. Прочие части в радиусе двухсот ярдов от воронки в ужасе бежали. Когда дивизия Ледли достигла места взрыва, открывшееся зрелище заворожило солдат. Ими овладело подобие гипноза при виде того, что, возможно, казалось им адом, и многие из них спустились внутрь воронки, вместо того чтобы пройти по обе ее стороны и ударить врагу во фланги. Две другие «белые» дивизии повели себя немногим лучше, превратившись в неуправляемую толпу и сделавшись легкой мишенью для вражеской артиллерии, которая, отрегулировав прицел, стала бить по скоплению «синих мундиров» в воронке. Разъяренным офицерам, не имевшим никаких приказов ни от Бернсайда, ни от дивизионных командиров, удалось выправить строй и кое-как продолжить наступление. Однако уже днем дивизия южан под командованием Уильяма Мэхоуна была готова перейти в контратаку. Ее главный удар приняла на себя негритянская дивизия, наконец проложившая себе путь к полю боя сквозь массу отступавших белых. Как и в других случаях, озверевшие южане, увидев негров во вражеской форме, убили некоторых из тех, кто пытался сдаться в плен. Когда все было закончено, 9-му корпусу нечем было похвастаться, кроме 4000 убитых и раненых (вновь их было вдвое больше, чем у врага), колоссальной ямой в земле, ожесточенными препирательствами среди начальства и новыми командующими корпуса и одной из дивизий. В своем письме Хэллеку Грант произнес своего рода эпитафию: «Это было самое печальное зрелище, что я видел за всю войну. Такой возможности взять укрепления у меня еще никогда не было и, думаю, что не будет»[1333].

III

В июле-августе 1864 года кризис общественного мнения на Севере был сильнее, чем летом 1862 года. Ура-патриотические темы военных песен (популярность их в годы войны была невероятной — сборники продавались миллионными тиражами) сменились мечтами о мире. Бестселлером 1864 года стала «Когда эта ужасная война закончится» с навязчивым припевом: «Разбитые, в тоске и печали…», а слова в песне «В палатках старого лагеря» как никогда лучше отражали нынешние настроения северян: «Многие солдаты устали от войны. / Хотим, чтобы закончилась она». Из печати выходили все новые сборники, названия песен которых едва ли могли возбудить воинственный дух: «Отвези это моей матери», «Как бы я хотел, чтобы война закончилась», «Вернешься ли ты, брат?», «Кто мне скажет, вернется ли мой отец?»…

Даже потрясающий успех флота Дэвида Фаррагута в заливе Мобил не мог поначалу развеять подавленное состояние жителей Севера. Как только утром 5 августа туман рассеялся, Фаррагут повел 14 деревянных кораблей и 4 броненосца мимо самого крупного из трех фортов, охранявших вход в бухту. Во время захватывающей дуэли между фортом и флотом Фаррагут взобрался на грот-мачту своего флагманского корабля «Хартфорд», чтобы оценить обстановку за клубами дыма от взрывов. Матрос привязал адмирала к мачте, тем самым поучаствовав в создании великолепной картины, обогатившей историю американского флота. Фаррагут вскоре произнес и знаменитую фразу. Мятежники заминировали канал, одна из мин столкнулась с головным броненосцем и потопила корабль, на котором было более 90 членов команды. Это остановило движение флота, и он стал удобной мишенью для пушек форта. Отказавшись давать приказ об отходе, Фаррагут прокричал: «Плевать на мины! Полный вперед!» Он провел свой флагман через мины целым и невредимым, и его примеру последовал остальной флот. Когда суда достигли бухты, они принудили к сдаче вражескую флотилию во главе с гигантским броненосцем «Теннесси», наиболее грозным, но и наиболее неповоротливым из действовавших судов южан. В течение следующих трех недель совместная операция флота и пехотной дивизии позволила захватить все три форта. Хотя сам Мобил, расположенный в тридцати милях к северу от них, оставался в руках конфедератов, последний порт восточнее Техаса, где находили прибежище корабли, прорывавшие блокаду, перешел к северянам.

Масштаб победы флота Фаррагута Север осознал позже, а пока, в августе, его внимание было сосредоточено на отсутствии перемен в Виргинии и Джорджии. Пораженческие настроения и требования мира распространялись от «медянок» как круги по воде от брошенного камня. «Прекратите войну! — кричали демократические газеты. — Если ничто иное не может доказать людям абсолютную необходимость прекратить войну, то достаточно взглянуть на отсутствие успехов на фронте». К началу августа ветеран республиканского движения Терлоу Уид был убежден, что «переизбрание Линкольна невозможно… Народ неистово жаждет мира»[1334].

В июне Клемент Валландигэм вернулся из канадской ссылки и принял участие в конвенте демократов штата Огайо, осудившем «войну, ведущуюся без всякой необходимости» и принявшем резолюцию, призывающую к «немедленному прекращению вооруженных действий» и переговорам о «справедливом и прочном мире». Не желая второй раз делать из Валландигэма мученика, Линкольн решил оставить его в покое. Зная о том, что этот лидер «медянок» из Огайо избран «великим командором» таинственного ордена, известного как «Сыны свободы» (который республиканская пропаганда считала частью масштабного заговора в пользу Конфедерации), администрация, скорее всего, надеялась, что если Валландигэму развязать руки,