– Могла бы, – признала она, однако отрицательно покачала головой.

– А я мог бы помочь. Я знаю морское дело.

– Ты мог бы пригодиться, – согласилась она, нахмурившись.

– Сколько идти до Фурнича?

– Не больше дюжины дней, если погода благоприятствует. Нам надо еще в два порта зайти по пути туда.

Я хотел внушить ей, что нужно идти прямо в Фурнич, но не смог заставить себя. Я и так раскаивался в том, что делаю.

– Когда отправляемся?

– С утренним отливом. Уже скоро.

Не успел я подняться на борт, откуда ни возьмись объявилась Пеструха и уселась мне на плечо. Капитан тут же забыла о сомнениях и расплылась в восторженной улыбке.

– Благодарю, благодарю, – раскланялась перед ней Пеструха и повторила этот фокус перед матросами.

Я назвался Томом Баджерлоком и накинул на них на всех готовность принимать меня таким, какой я есть, – будто одеялом накрыл. Пеструха очаровала всех и отвлекла от меня внимание. К утру я был уже в море.

Это было самое неприятное плавание в моей жизни. «Плясунья» звалась так неспроста: она подпрыгивала, раскачивалась и кренилась на волнах. Меня тошнило, как никогда прежде.

Но я, хоть и чувствовал себя совершенно разбитым, старался выполнять обещание и помогать команде, как только мог. Обнаружил, что могу легко убирать ржавчину серебряными руками, и заставил каждую медную деталь на палубе сиять. Я пригладил растрепавшиеся канаты, чтобы они легко скользили через блоки и снасти. Поводил руками по изношенным и растянутым парусам, чтобы укрепить их. Я ел не больше, чем полагалось на одного матроса, хотя голод продолжал терзать меня.

Казалось, это плавание никогда не кончится. Мне приходилось постоянно напрягаться и сосредотачиваться, чтобы морочить головы команде, а сил на это уже почти не осталось. Я с ужасом ждал каждого захода в порт, потому что мы задерживались там на несколько дней, чтобы разгрузиться и принять на борт новые грузы. Каждую ночь в порту ускользал в какую-нибудь гостиницу и при помощи Силы добывал себе достаточно еды. Насытившись, возвращался на «Плясунью» и проваливался в тяжелый сон. Утром просыпался окрепшим, но со временем усталость опять брала свое.

Долгими трудными ночами я думал о Верити и о том, как он использовал Силу, чтобы защитить Шесть Герцогств. Он умел находить корабли с Внешних островов и сбивать с толку их капитанов и штурманов, невзирая на расстояние. Сколько вражеских кораблей он заставил броситься в объятия шторма или на острые скалы? Каково ему было, когда он убивал своей магией многих и многих людей? Может, поэтому он и ухватился за старую легенду и ушел в горы искать помощи Элдерлингов?

В ту ночь, когда мы причалили в Фурниче, я внушил капитану и матросам, что они сделали великое и доброе дело и могут гордиться собой. Когда я ушел, они выглядели растерянными, но довольными. Пеструха уселась ко мне на плечо.

– Домой, – напомнила она, и это слово придало мне сил.

Фурнич оказался унылым городишком с хмурыми жителями. Конечно, чтобы превращать коров и быков в мясо, волей-неволей приходится пачкаться, но совершенно необязательно проделывать это так неопрятно, как было заведено в Фурниче. Улицы были завалены грязью, воздух пах безнадежностью. Городишко притулился у воды кучкой низких неухоженных домиков. На холме над ним виднелись развалины элдерлингского города. С первого взгляда было ясно, что разрушили его намеренно. Оставалось надеяться, что столп Силы не повредили еще больше с тех пор, как тут побывали Шут и Прилкоп. Шут говорил, обелиск почти что лежит на земле. Но если под него можно протиснуться, я рискну. Потому что он приведет меня в Кельсингру.

Ходить сквозь камни опасно.

Волк, боюсь, куда опаснее для меня – откладывать возвращение домой.

Я ощутил его сомнения, но решил не поддаваться им. Брел по городу, меня мучил голод, но мне не встретилось ни единой таверны, где мне захотелось бы поесть. Все здешние заведения выглядели сомнительно, того и гляди обманут. Лучше пойду-ка я прямиком в город Элдерлингов, найду столп Силы и оставлю это мерзкое место позади. Убожество просто витало в воздухе городишки, как зловоние. В Кельсингре меня знают. Там меня встретят по-доброму и накормят. Здесь же добротой и не пахло.

Я остановился отдышаться, прислонившись к конюшне. Отчаяние овевало меня, как ветер. В навязчивости этого ощущения было нечто знакомое. Прямо как гул в ушах…

Здесь они предали нас. Многие годы они обманывали нас, притворялись друзьями, но потом, когда пришла беда и мы бежали сюда, они набросились на нас. Они перебили нас, как перебили драконов и морских змей.

На миг я увидел их. Элдерлинги бежали по улицам в поисках спасения, но приюта для них не было нигде. Их города обрушились, и они бросились сюда, в отдаленное поселение, где воздух не был пропитан ядом, где в нем не клубился пепел. Но когда они выходили из камня, их уже ждали солдаты-наемники. Потому что Слуги знали: города содрогнутся и падут и драконы с Элдерлингами направятся сюда. Чтобы извести драконов, им нужно было извести и Элдерлингов.

Так они и сделали.

Память о кровавом предательстве пропитала камень памяти, из которого был построен город. И когда следующие поколения построили здания и улицы в Фурниче из этого камня, они сложили дома и мостовые из ужаса и измены. Неудивительно, что жители города с такой ненавистью относятся к руинам. Чем ближе я подходил к разрушенным усадьбам на холме, тем более жуткие и мрачные воспоминания окутывали меня. Сила и Серебро бурлили во мне; я шел, будто преодолевая напор призрачной толпы. Мужчины и женщины кричали, мертвые или истекающие кровью дети лежали вдоль дорог. Я поднял стены, чтобы приглушить этот кошмар.

Кельсингра искрилась воспоминаниями Элдерлингов о праздниках, ярмарках и веселых временах. Здесь же камни были напоены кровью и смертью Элдерлингов, сложивших их. Это жуткое наследие, полное ужаса и отчаяния, передавалось из поколения в поколение много веков. Вся радость и умиротворение были утоплены в крови.

Не знаю, как звался этот город Элдерлингов. Между плитами мостовой пробивалась трава, но слишком многие из плит были вытесаны из камня памяти. Улицы помнили, что они улицы, и не давали траве разгуляться. Повсюду мне встречались следы молотков и зубил, старательно разбитые статуи, расколотые чаши фонтанов, обрушенные стены.

Где же тут могут быть столпы Силы? В самом центре города, как в Кельсингре? На вершине башни? На рыночной площади?

Я брел по безлюдным улицам города на холме сквозь толпу призраков. Пеструха время от времени взлетала с моего плеча, описывала круг и вновь возвращалась. Когда-то это был прекрасный город, полный богатых особняков и обнесенных изящными оградами садов. Теперь он лежал в грязи, словно убитый олень, и черви копошились в нем. Все величие и изящество заглушили воспоминания о смерти, ненависти и предательстве. Если бы не Дар, они казались бы совсем настоящими.