Волк во мне одновременно веселился и досадовал:

Значит, пока меня не было, ты связался с вороной? Ну, по крайней мере, она тоже хищник. И умная.

Мы не связаны!

Нет? Ну, между вами нет той связи, что была между мной и тобой, это верно. Но узы Дара бывают разные. Она чувствует тебя, хоть и не удосуживается поделиться с тобой тем, что она видит, слышит и чует.

Многое вдруг предстало мне в новом свете. Это было обидно.

Но почему она не подпускает меня к себе? – возмутился я.

Она понимает, что ты никогда не согласишься связать себя с ней теми узами, что были между нами. Вот и защищается. Не дождавшись от меня ответа, он добавил: Мне она нравится. Если бы я до сих пор бежал рядом с тобой, я, может, и обрадовался бы ее компании.

Я почуял запах спелых фруктов еще до того, как увидел деревья. Это оказался маленький сад. Узкая дорога вела к очередному разрушенному жилищу. Драконы старались ничего не упустить. Спелые абрикосы осыпались на землю, где их нашли муравьи, и уже забродили. Воздух полнился их хмельным запахом и жужжанием пчел и ос. На ветках осталось еще немало плодов, и я, не мешкая, нарвал полные пригоршни и набил себе живот. Сладкий сок утолил жажду и голод.

Наевшись до отвала, я снял лохмотья, оставшиеся от рубашки, набрал туда абрикосов, сколько смог, и вернулся на большую дорогу. Я рассчитывал, что услышу скрип телеги или стук копыт издали и успею спрятаться. Живот крутило от избытка свежих фруктов, но это было лучше, чем мучиться от голода. Время от времени объявлялась Пеструха и лениво описывала круг над моей головой. Я очень осторожно потянулся к ней Даром. Да. Если сосредоточиться, я ясно мог чувствовать ее. Но ощущалось и отчетливое возмущенное отталкивание. Решил оставить птицу в покое.

Шут не говорил, сколько времени у него заняла дорога. Кажется, он упоминал, что по меньшей мере часть пути проделал в повозке. Я же мог полагаться только на свои ноги. По ночам спал, днем шагал. Еду можно было найти, хотя многие здешние растения были мне незнакомы, а тех, что я мог опознать, не хватало, чтобы насытиться. Днем было слишком жарко, по ночам одолевал гнус.

В тот вечер я пытался разыскать подходящее убежище для ночлега, где бы меня не так сильно донимали насекомые. Таких мест не существовало. Я уселся под деревом и, то и дело хлопая себя, чтобы убить комаров, потянулся Силой к Дьютифулу. Можно ведь дать ему знать, что я жив и направляюсь домой. Пусть Би и Шут узнают это как можно скорее. Возможно, Дьютифул сумеет выслать мне денег. Через столпы Силы я смогу добраться до самой Кельсингры, а там, возможно, меня встретят с радостью, однако иметь в кармане немного денег не помешало бы. После всех несчастий у меня только и осталось что прожженные Серебром до дыр лохмотья, нож на поясе и несколько орудий убийцы в потайных карманах. Сосредоточившись, я заставил себя забыть о мошкаре и остром камне под седалищем и направить мысли Дьютифулу. И потерпел неудачу, какой не испытывал уже много лет.

Смахнув со спины и головы мелких кровососов, я натянул рубашку на голову и стал размышлять. Попробовал снова. И снова. Это было все равно что пытаться выловить из кипящего супа крохотную мошку: сколько не черпай, она постоянно ускользает. Я оставил тщетные попытки и подавил разочарование. Спокойно. Что со мной не так? Я не испытывал таких трудностей с Силой уже много лет… С тех пор, как пытался связаться с Верити, когда он ушел в горы. А ведь он тогда тоже окунул руки в Серебро.

Возможно, и тогда дело было не только во мне? И мне мешала не только привычка к чаю из эльфийской коры?

Я собрал посеребренные пальцы в щепоть и сосредоточился на странной энергии, текущей внутри меня. Боль. Нет, удовольствие. Не разберешь, что именно, – слишком сильное ощущение. Направил все мысли к Оленьему замку, к Дьютифулу и на миг очутился в потоке Силы.

Я погрузился в его глубины, о которых и не подозревал. Меня толкали и пихали спешащие куда-то клубящиеся разумы. «Забыла покормить…», «Он такой душка…», «Мой мальчик!», «Денег не хватит…» Я словно очутился в Большом зале Оленьего замка, в котором наперебой играли все музыканты и говорили все гости. Я не мог различить их; все разумы сливались для меня в один. Потом вдруг ощутил присутствие кого-то могучего и уверенного, словно командир громогласным рыком перекрыл беспорядочную болтовню толпы или крупная рыба прошла сквозь косяк сельди. Все расступились перед ним, а потом снова сомкнулись.

Однажды, очень давно, я столкнулся с одной из таких могущественных сущностей в потоке Силы. Тогда я чуть не растворился в ней. Здесь, на этой глубине, таких было много. Когда они скользили мимо, я чувствовал другие сущности, цепляющиеся за них, вливающиеся, делающие их еще больше. Мне хотелось… хотелось… Я силком оттащил себя подальше и вернулся, прикусив губу так, что рот наполнился кровью.

Что же со мной произошло? По-видимому, Серебро нарастило мою Силу до пределов, прежде мне недоступных. Я поднял стены и задумался. «Осторожность прежде всего», – решил я. Если надо, подожду, пока доберусь до Кельсингры, а оттуда пошлю Дьютифулу весточку с голубиной почтой. Рисковать ни к чему.

* * *

На каждой развилке или перекрестке я выбирал более нахоженную дорогу. Деревни приходилось старательно огибать. Хорошо, конечно, что драконы не перебили всех жителей до единого, но мне не хотелось встречаться ни с кем в таком блестящем виде. Иногда ворона указывала мне путь, а иногда где-то пропадала, и я брел наугад по лесам и дорогам. Я без зазрения совести грабил окрестные фермы, обворовывал огороды, курятники и коптильни. Стащил простыню, вывешенную на просушку. В моем кармане завалялось несколько монет, и я вложил их в рукав рубашки, сохнувшей на веревке, завязав его узлом. Даже у убийц есть понятия о чести. Яйца курицы снесут новые, и овощи еще вырастут, а вот простыня была настоящей кражей. Я соорудил из нее самодельный плащ, чтобы укрыться от солнца и гнуса, и двинулся дальше.

Погода по-прежнему стояла ясная, и мое странствие оставалось безрадостным. Я переживал, гадая, как там сейчас Би, Шут и остальные мои спутники. Оплакивал Ланта. Тщетно сокрушался, что не увидел, как Совершенный превратился в драконов. Волновался о том, что будет, когда новости о гибели принца дойдут до королевы Этты. Она велела нам беречь своего сына, а мы не смогли. Будет она горевать или злиться? А может, и то и другое?

Голод был со мной неотлучно. Жажда приходила и уходила, в зависимости от того, как часто встречались ручьи.

А еще у меня все ныло. Я постоянно чувствовал себя усталым.

Мои раны продолжали заживать, но на это уходили все силы моего тела. Питался чем попало. Шел босиком. Шагал и спал под открытым небом, от чего отвык уже много лет назад. И все равно я шел будто в каком-то отупении. Однажды утром проснулся и понял, что не хочу даже вставать. Мне хотелось домой, но еще больше хотелось лежать и не шевелиться. Я лежал на голой земле под деревом, с которого облетали листья. По руке начали ползать муравьи. Я сел, смахнул их и почесал шею. Укус клеща все не проходил. Я сковырнул с ранки корочку – стало чуть легче.