Ну сидит себе человек, молчит. Может, это секретарь Федора Федоровича. Он сидел в цивильной одежде, и лицо его мне было незнакомо. Единственное, на что я обратил внимание – на голове его не было парика. Но, как я слышал, парики нынче выходили из моды, и если в Петербурге их ношение и было обязательным, то в нашем крымском захолустье на отсутствие парика и на прочие вольности в одежде смотрели сквозь пальцы.

Но адмирал, разговаривая со мной, время от времени бросал взгляд на этого человека, из чего я сделал вывод, что его присутствие в кабинете совсем не случайно. Может быть, он числа тех странных людей, о которых я так много слышал?

– Ваше высокопревосходительство, Федор Федорович, – произнес я. – Доверие и похвала государя для меня высшая награда. Я готов выполнить любое поручение императора, каким бы опасным оно ни было.

– А никто и не сомневается в этом, Егор Павлович, – подал наконец голос незнакомец. – Надо только хорошенько подумать, как его лучше исполнить. Ведь, пожалуй, никто кроме вас так хорошо не знает порядки флота османов, а также многих его высших офицеров.

– Позвольте вам представить гвардии капитана Рыбина, – произнес Ушаков. – Он отличился во время сражения у Ревеля и помог нам блестяще провести переговоры с Первым консулом Франции в Кёнигсберге.

«Так и есть, – подумал я. – Этот капитан из числа тех самых „странных людей“. Значит, поручение, которое мне собираются дать, и в самом деле весьма важное и секретное».

– Егор Павлович, – продолжил капитан, – насколько нам известно, вам удалось сохранить дружеские отношения с турецким адмиралом Кадыр-беем и некоторыми турецкими офицерами, с которыми вас свела судьба во время взятия острова Корфу и прочих Ионических островов.

– Да, мы расстались вполне дружелюбно. Надеюсь, что и Кадыр-бей, и его подчиненные помнят меня и будут рады еще раз со мной увидеться. Только, насколько мне известно, отношения между Россией и Османской империей сейчас далеко не такие, какими они были два года назад. Хотя война и не объявлена, турки относятся к нам с плохо скрываемой неприязнью.

– Все турки, или… – капитан Рыбин с хитрым прищуром взглянул на меня. – Ведь далеко не все приближенные султана Селима в восторге от союза Высокой Порты с Британией. Опасность французского завоевания Египта миновала, и надобность в английском флоте и английском войске вскоре отпадет. К тому же, как я слышал, и сам султан предпочел бы союз с Францией союзу с Британией.

– Из того, что мне удалось узнать во время пребывания в Неаполе, и во время моих встреч с совершенно разными людьми по дороге сюда, турки опасаются того, что англичане не удовлетворятся изгнанием французов из Египта и постараются сами там обосноваться. Только вместо солдат они отправят в атаку своих купцов и банкиров, которые не силой оружия, а с помощью блеска золота попытаются завоевать богатейшие земли Леванта.

– Это так, – согласился со мною капитан. – И нам бы очень не хотелось, чтобы алчные обитатели Туманного Альбиона сумели подчинить себе политику Османской империи, как это им удалось сделать в Индии.

– Но Османская империя, в отличие от империи Великих Моголов, еще сильна и сможет дать отпор британцам, – возразил я.

– Пока сильна, – усмехнулся капитан. – Но вы же прекрасно знаете, что если султану Селиму не удастся провести столь необходимые стране реформы, то скоро Высокая Порта окончательно разорится и развалится, подобно колоссу на глиняных ногах. Ведь многие паши в своих санджаках лишь номинально подчиняются власти султана. Вспомните того же Али-пашу из Янины, мамлюкских беев, главарей янычар, захвативших власть в Белградском пашалыке.

«А этот капитан неплохо знает о турецких делах, – мелькнуло у меня в голове. – Не имеет ли он отношение к графу Ростопчину?»

– Вы правы, Сергей Сергеевич, – согласился я. – Но то, о чем вы только что говорили, может произойти даже не завтра. Султан Селим пытается создать войско нового строя, чтобы ими заменить янычарскую вольницу, привести в порядок финансы и заняться образованием народа. Только все это вызывает ярость у тех, кто не намерен ничего менять и кто вполне вольготно себя чувствует при старых порядках.

– Егор Павлович, нам хотелось бы, что вы, используя свои старые знакомства, довели до султана и вменяемых людей из его окружения предложение нашего императора. А заключается оно в следующем: Россия и Турция продлевают трактат, который помог османам в союзе с нами прогнать французов с Ионических островов. Учитывая, что мы сейчас союзны и с Францией, турки будут защищены от повторных ударов со стороны Первого консула, который вместе с нами готовит поход в Индию.

– А что еще можно пообещать туркам?

– За доброжелательный нейтралитет и помощь мы можем выплатить туркам некую сумму, которая вполне их удовлетворит за все неудобства, причиненные войсками, проходящими вдоль границ Османской империи на юг. Ну и, кроме того, кое-какие земли из владений персидского шаха вполне могут перейти под руку султана Селима. В общем, тема для разговора с султаном Селимом имеется. Я дам вам, Егор Павлович, почитать несколько документов, которые помогут вам лучше понять, так сказать, диспозицию перед началом переговоров.

– А с вами я, Сергей Сергеевич, передам бумаги, которые я сумел раздобыть во время моего пребывания в Неаполе. Думаю, что они будут полезны и вам, и графу Ростопчину.

Я достал из кармана бумажный цилиндр с секретными бумагами и положил его перед капитаном. Адмирал с любопытством смотрел на меня. Как мне показалось, он хотел что-то сказать капитану, но в последний момент удержался. Тот же взвесил на ладони цилиндр, покачал головой и начал осторожно его вскрывать…

* * *

18 июля 1801 года. Аурих, Восточная Фризия.

Кристиан фон Аммон, президент[193] восточнофризского отделения Тайной полиции

– Господин президент, английский консул, сэр Чарльз Вильям Стюарт, просит вас его принять.

Я скривился, словно только что съел ломоть лимона, но сказал:

– Пусть подождет минут десять, а потом пригласите его.

Только его мне не хватало. Тут еще эта история с двумя контрабандистами, один из которых сумел сбежать, а другой, по словам старшего инспектора Литке, сначала утверждал, что он виконт, а потом назвался графом Эссексом, отказываясь при этом отвечать на любые вопросы. Он постоянно требовал британского консула. Такового в Восточной Фризии не было, и я послал соответствующий запрос в Берлин. Кто же знал, что он здесь появится уже через четыре дня после моего запроса…

Я имел сомнительное удовольствие быть представленным этому Стюарту, когда он в апреле этого года прибыл в Эмден, чтобы проследовать отсюда в Ганновер – владения английской королевской семьи