Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люди мочатся со страху.
Поверженный камень окружала высокая трава. Призрачные Элдерлинги появлялись из него, прижимая к себе детей или узлы с пожитками. Я опустился на колени и раздвинул жесткую траву и стебли вьюнка под камнем. Вот бы сейчас заглянуть в карту Чейда, где были отмечены все известные столпы Силы и места, в которые сквозь них можно попасть. Не важно. Что упало – то пропало, остается лишь надеяться, что медведю она пришлась по вкусу. Шут сказал, они с Прилкопом вышли из нижней грани камня. Все, что мне нужно, – проделать тот же шаг в обратном направлении. Я заглянул в темноту под накренившейся колонной. Пеструха вцепилась мне в плащ и воротник рубашки, расцарапав шею.
Готов?
Я никогда не буду готов к этому. Иди уже.
– Домой. Домой скор-рей.
Ладно.
Я отвел в сторону ветви ежевики, расцарапав ладони о шипы. Всего на миг от усталости перестал соображать, но и этого хватило: я положил руку – серебряную руку! – на обращенную ко мне грань камня, приготовившись втиснуться под него. Еще успел увидеть испорченную руну, какой раньше никогда не видел. Пеструха испуганно завопила, и нас втянуло в камень.
Мастеру Силы Неттл – от ученицы Кэррил.
Пишу, исполняя Ваш приказ, чтобы сознаться в своей вине и объяснить причины своего поступка. Я не буду оправдываться, но расскажу, почему я не послушалась подмастерья Шерс, которая была назначена моей старшей, когда мы отправились на Аслевджал. Я знала, что мы должны собрать бруски Силы, отмечая, где нашли их, и доставить в Олений замок, где их будут читать, раскладывать по видам и отправлять на хранение. Шерс ясно сказала, что мне нельзя отходить от остальных учеников или прикасаться к чему-либо, не имеющему отношения к нашему заданию.
Но я слышала удивительные истории об аслевджальской комнате с картой. Желание увидеть ее оказалось сильнее, чем мое чувство долга и послушание. Когда на меня никто не смотрел, я отделилась от нашего круга и отправилась на поиски этой комнаты. Я нашла ее и убедилась, что рассказы о ее чудесах не лгут. Я задержалась там дольше, чем рассчитывала, и вернулась не туда, где мы собирали бруски, а прямо к столпу, который перенес нас сюда.
Дальше начинается самое важное в моем рассказе, хотя и не имеющее никакого отношения к моему проступку. Когда я пришла к столпу, остальных еще не было. Я устала, ведь мне приходилось таскать тяжелый мешок с камнями памяти. Поэтому я села на пол, прислонившись спиной к стене. Не знаю, задремала я или мне передались воспоминания той комнаты, но я стала видеть Элдерлингов. Одни входили в камень, другие выходили. Были среди них пышно разодетые, были такие, кто шел небрежно, будто гулял по собственному саду. Но спустя какое-то время я заметила, что из одних граней камня Элдерлинги только выходят, а в другие только входят. Ни одну грань они не использовали и для входа, и для выхода.
Я думаю, надо тщательно изучить руны на каждой грани камней, потому что, возможно, в тех случаях, когда путешественники появлялись из камней по прошествии времени обессиленными, они шли сквозь них как бы против течения, вопреки изначальному предназначению граней. Когда пришло время возвращаться к Камням-Свидетелям, меня охватило ужасное волнение. Мне кажется, что мы потеряли в камне целый день потому, что вошли в грань, через которую тени Элдерлингов только выходили.
Я прошу прощения за то, что покинула свой круг, я поступила безрассудно и безответственно и готова понести наказание, какое Вы сочтете справедливым.
Мы плыли и плыли. Со временем я пробудилась к жизни.
Двалия оставила на мне свое клеймо. Когда делалось холодно и сыро, у меня начинала ныть левая скула и иногда из левого глаза текли желтые слезы. Левое ухо превратилось в бесформенный комок. Я не могла спать на этом боку. Синяки по всему телу и ссадины от ошейника заживали медленно.
Но это все были заботы моего тела. А я сама просто ничего не хотела делать. Лежать бы и лежать в гамаке, в темноте под палубой. И чтобы Любимый, Янтарь и Шут отстали от меня. Всякий раз, когда я записывала сны или делала записи в обычном дневнике, я напоминала ему об этом своем желании. А он все равно несколько раз в день норовил разыскать меня. Если я лежала в гамаке, Янтарь устраивалась поблизости с шитьем. Несколько раз она оставляла для меня искусно вырезанные фигурки зверей, – наверное, их сделал Шут, отец писал о таком. Эти изделия ужасно притягивали меня, мне хотелось, чтобы они были мои, но я упрямо не прикасалась к ним. Я старалась не смотреть на Янтарь, однако всякий раз, когда наши взгляды встречались, ее удивительные глаза были полны сожаления и мольбы. Любимый всегда был со мной очень терпелив.
В глубине моей души тлел крохотный огонек неприязни к нему, и я старалась подкармливать это пламя, как только могла. Часто думала о том, как вышло, что он здесь, а отец – нет. Представляла, чем бы мы с отцом могли заниматься по пути домой. Мы бы беседовали с кораблем и смотрели на чаек. Он учил бы меня истории и географии Шести Герцогств и рассказывал об Удачном и Дождевых чащобах. Отец говорил бы со мной прямо и честно. Но его со мной больше не было, и всякий раз, когда я смотрела на изменчивого человека, пытавшегося заменить мне его, этот человек делался мне все отвратительнее.
Пер меньше церемонился со мной. Он заставлял меня вставать и есть за столом, а пока я ела, показывал, как вязать узлы. Эйсын уже начал вставать и нетвердой походкой слоняться по кораблю. Однажды он присоединился к нам за едой и так горячо благодарил меня, что я от смущения не могла поднять глаз. Его мать всегда улыбалась мне. Капитан Уинтроу подарил мне ожерелье с камнем, который светился в темноте, и кружку, в которой любой напиток по волшебству согревался.
– Тебе надо получше познакомиться с кораблем, пока есть такая возможность, – с упреком сказал мне в один из дней Пер. – Когда доведется тебе попасть на живой корабль? Да никогда, они скоро все превратятся в драконов. Будь здесь, пока можно!
Он был прав, конечно, но, стоило мне начать что-то делать, я так ужасно уставала… Как-то раз Пер настоял на том, чтобы показать мне, как лазить по выбленкам.
– Ну пожалуйста, Би. Всего пять выбленок вверх, просто чтобы почувствовать такелаж под ногами. Иди за мной, вот и все. Ставь ноги, куда я ставлю, и хватайся руками, как я.
Он не дал мне возможности отказаться. Поинтересовался, не страшно ли мне, и, как и когда-то с Капризулей, гордость не позволила мне сознаться, что я боюсь. И мы полезли вверх. И вверх. Гораздо выше чем на пять выбленок. На вершине мачты была маленькая площадка, огороженная сеткой. Пер помог мне забраться туда, и я с облегчением опустилась на корточки: там было не так страшно.
– Это воронье гнездо, – пояснил он. И лицо его сделалось грустным. – Правда, у меня-то больше нет вороны.
– Ты скучаешь по своему другу, да?
