же касается исправления ошибок, то извини, но у тебя было для этого довольно много времени. Я ничего не решаю. Я лишь сопровождаю определенные мгновения в твоей жизни.

— Мы что, сейчас тоже находимся в каком-то мгновении?

— Конечно! По-моему ты начал наконец понимать ситуацию, в которой оказался.

— Начал? Подожди, но если я что-то начал, то как же ты говоришь, что мы находимся в моменте?

— Все находится в этом моменте: места, люди, время, действие, жизнь. Все происходит, происходило и будет всегда происходить в неделимом моменте.

Филипп и молодой человек смотрели друг на друга. Первый стремительно приближался к моменту, когда он должен был произнести самую важную формулу жизни, а последний не мог ни сделать это за него, ни подсказать. Наконец, Филипп вздохнул и слегка улыбнулся.

— Быть здесь и сейчас! — звонким голосом сказал он.

— Жить здесь и сейчас! — тихо вторил ему гость.

— Жить вне жизни и пребывать в бесконечном счастье! — продолжал Филипп.

— Быть самой жизнью! — согласно кивнул молодой человек.

— Всегда следовать своей мечте!

— Потому что она — вся музыка и весь свет. Я машу тебе рукой и я называю тебе свое имя. Филипп, у меня много имен, очень много имен, но тебе я известен под именем Здесь и Сейчас. Здесь и сейчас я перестал быть неуловимым мгновением и отныне всегда буду пребывать с тобой.

Филипп был спокоен, как никогда. Спокоен и счастлив. Он светился и улыбался.

Где-то далеко в глубине его почти не бьющегося сердца прозвучал отрывок из его диалога с кем-то из своих друзей-артистов: «Мы не должны плакать на сцене, нам это не нужно, чтобы показывать свои чувства. Зрители — им можно, они пусть плачут. Это их привилегия…», и это легкое колебание не смогло скрыться от Здесь и Сейчас.

— Чего бы тебе в этот момент хотелось? — задал он очередной вопрос. — Оглянись вокруг — весь мир у твоих ног! Есть ли у тебя самое сокровенное желание? Что бы ты хотел сейчас сделать?

Филипп стал внимательно смотреть в пространство, открывшееся перед собой. Его взгляд и мысль не знали предела. Сердце его просило посетить пару дорогих ему мест, но сознание тут же пресекало все попытки заглянуть в запертую квартиру на восьмом этаже, в старый дом, в его первую школу, в его любимый ресорт. Несколько странным ему показалось то, что запрета на проникновение в помещение «Кинопуса» он не чувствовал. И он решил одним глазком взглянуть…

— Что?! Труппа играет «Коллекционера»? Труппа играет «Коллекционера»! Как? Что происходит в театре?

— Не беспокойся о театре. Да, твоя труппа как раз сейчас играет твоего «Коллекционера». Они переработали твой моноспектакль, слегка его причесали, ведь зрителю он очень понравился. В тот вечер в зале присутствовал представитель компании — ну, ты знаешь. Он отчитался о том, что увидел, и компания приняла решение выбросить его из списка возможных совместных проектов. Остальные истории им пришлись по вкусу, но только не «Коллекционер». Так что да — ты добился своей цели и создал такое, что им не по зубам, но что захотел смотреть Зритель. Поняли ли они, что оступились, и в чем именно оступились? Дошло ли до них, почему все обернулось именно так, а не иначе? Сделают ли они выводы из всей этой истории? Я не знаю ответы на эти вопросы, а если бы и знал, то не придал бы этому особого значения.

Твои друзья нашли ту запись, которую ты заказал. Они не поняли, для чего именно ты попросил Ласло заснять все на камеру, но воспользовались ею, когда не смогли найти текста твоей части пьесы. А ведь его в природе не существует, верно?

— Верно. У «Коллекционера» никогда не было текста.

— А теперь он есть. Они сами расписали его по ролям, они поставили его и сейчас они на полпути к своему личному успеху. Контракты, подписанные вами, имеют лазейку, и скоро они обнаружат ее. А потом, когда истечет срок их действия, они будут достаточно крепко стоять на ногах и сами будут выбирать, что им делать, где и как. Филипп, ты помог нескольким пламенным душам почувствовать себя нужными в этой жизни, полезными, способными создавать. Ты заслужил похвалу. Кстати, зачем ты так досконально поведал зрителям методику выигрывания аукционов?

— Если им это доставит радость, то пусть используют, пусть будут счастливы, — улыбнувшись ответил снова засиявший чистым светом Филипп. — Мне не жалко.

— Хм… — усмехнулся Здесь и Сейчас. — И мне не жалко. Ладно. А теперь ну-ка посмотри на зрителей. Посмотри повнимательней. Видишь ли ты там Орков, Дикарей, Кукол, Узников или еще кого?

— Я не могу с точностью сказать, что вижу их… — отвечал Филипп, просматривая ряды зрителей, всецело внимающих происходящему на сцене. — В последний раз я только их и видел, а сейчас… Сейчас я вижу разных, друг на друга непохожих людей, каждый — со своей собственной историей, каждый — со своими мыслями и переживаниями, все разные и все красивые! Где это? Неужели в «Кинопусе»? В нашем городе… в моем городе?!

— Да, — тихо отвечал Здесь и Сейчас, — эти люди всегда были рядом с тобой. Просто ты не заглядывал им в души.

— Как же это я не заглядывал?! Я только их и видел!

— Да, но ты никогда не говорил с ними на языке своего счастья. Ты не показывал им пример того, как быть счастливым. Но в твоей жизни все же были такие люди — светлые, красивые, прекрасные люди, ведь так?

— Да нет же, говорю тебе… Хотя постой! Нет, я знаю таких людей. Они были со мной на протяжении последних нескольких месяцев. Это мои друзья-артисты, мой «Кинопус» — там я видел таких людей! И ты хочешь сказать, что другие люди…

Он замолчал, словно постигая какую-то истину, которая все время находилась рядом с ним на расстоянии вытянутой руки. Здесь и Сейчас молчал и терпеливо ждал.

— Как ты сказал: я никогда не говорил с ними на языке