поговорить. Но я не буду уподобляться вам, и назовусь. Меня зовут Сабира. Вам это о чем-нибудь говорит, Аарон?

— Н-нет…

— Вот и прекрасно.

Женщина пристально посмотрела на Аарона и глубоко вздохнула. Он как мог выдерживал ее взгляд, но в конце концов опустил взгляд, вдруг поймав себя на том, что его глаз заметил что-то важное. Он снова посмотрел на нее и отчетливо увидел только что поменявший свое положение золотой крестик, образованный двумя неровными, словно сплющенные синусоиды, линиями. Покачивающееся под красивой мочкой уха золотое украшение ставило все точки над i, а легкие очертания скрытого под макияжем глубокого шрама, которые Аарон лишь сейчас разглядел в направленном свете электрической лампы, прочеркивали все t так же, как он пересекал левую сторону ее подбородка22.

Она заметила открытие Аарона и тоже сделала кое-какие предположения.

— То есть он все же трепался обо мне. И что он говорил там за моей спиной, как он обычно делал?

— Он… он ничего мне о вас не говорил. Не знаю, как другим, но я не знаю о вас ничего.

— Кроме этого шрама и крестиков, да? Ой не надо мне вешать лапшу на уши. Хватит сколько уже он сам мне ее успел навесить. Когда он собирается вернуться?

— Я не знаю, честное слово! В зависимости от состояния… Я не знаю как там при инфарктах бывает…

— Ах, инфаркт? Хм… — несколько поубавила свой пыл гостья и еще раз глубоко вздохнула. — Довел все же себя.

— Довел?

— Конечно довел. Уж сколько я его предупреждала, сколько просила следить за собой… Приступы бывали у него?

— Он не жаловался…

— Значит научился не жаловаться. Опять напивался по вечерам?

— Нет! Мы ходили отмечать разные события, но это бывало раз в месяц, скажем. Пили пиво, как и все, но так, чтобы напивался — я не видел.

— Хм… И много у него так называемых проектов было?

— О каких проектах идет речь? — недоумевал Аарон.

— Ну как же, он не настраивал всех на что-то очень стоящее, а потом вдруг соскакивал, говоря, что нашел что-то еще более интересное?

— Мы создали театр. Мы уже успели поставить несколько спектаклей. О нашем театре знает город. Вот наши проекты!

— И на телевидении, и в рекламах, и…

— Этим занимается компания, с которой мы договор заключили, а не…

— Договор заключили? И Филипп тоже?

— Да, мы все…

— То есть, кто-то с ним о чем-то смог договориться? Хотя наверное только так и можно было с ним вести дела. Иначе кинул бы и не подумал извиниться.

— Да что вы такое несете?! Простите, я забыл ваше имя.

— Сабира.

— Уважаемая Сабира, может быть вы приняли его за другого?

— Нет другого Филиппа Сэндмена, который смог бы поставить «Коллекционера», если только он не пересказал историю своей жизни какому-нибудь тезке-режиссеру. В таком случае я принесу вам свои извинения и удалюсь. Но вероятность такого события равна нулю. Ведь он же никакой не режиссер, не так ли?

— Ну, у него не было профессионального режиссерского образования, насколько мне известно.

— Никогда не было. Он всю жизнь был авантюристом, транжирой, безответственным расточителем. Из-за своих дурацких книг бросил работу, потерял друзей. Но голова у него всегда работала — спорить не стану. Мне ли не знать, ведь я три года прожила с ним под одной крышей.

— Вы?!

— Да, я. Что, он действительно ничего обо мне не рассказывал?

— Ни слова! Только упоминал вот эти крестики…

— А когда вы репетировали этот спектакль…

— Так этот спектакль мы ни разу не репетировали!

— Как не репетировали?

— Когда он вытащил нашу дипломную работу из безнадежной ситуации и сделал из спектакля конфетку, мы решили, что создадим свой собственный театр. И да, это была моя идея, в которую он вцепился. Мы столкнулись с трудностями, и в один момент он остался совсем один. Но после я, Саад и Я'эль присоединились к нему. Он повез нас в один горный ресорт…

— «Sanctuary»?

— Да, он самый.

— По местам былой славы повозил вас, значит.

— Может быть — я не знаю. Да, там его знают, но никто в течение всего уикенда не обмолвился о нем ни одним плохим словом.

— На целый уикенд? Вы провели в «Sanctuary» весь уикенд?

— Да, были! И еще не раз будем, как и планировали.

— И кто за все платил?

— Он все расходы взял на себя… Так вот, там — он заранее дал нам домашнее задание — мы читали свои рассказы, которые мы сами сочинили. И именно их мы играем в «Четырех временах года». А его рассказ… Там немного по-другому получилось. Мы беседовали на теологические темы, в результате чего смогли поставить нашу «Притчу о бледном сыне». Вы, кстати, знакомы с ней?

— Нет, не приходилось еще.

— Очень рекомендую! У нас через две недели как раз есть одна дата. Надеюсь, Филипп уже выйдет к тому времени.

— А «Коллекционер»?

— Что «Коллекционер»? — недоумевал Аарон, но потом вспомнил, к чему он все это говорил. — Ах да! А «Коллекционера» он нам не показывал до самой последней минуты, представляете себе?! Назначить премьеру, готовиться к ней в полной изоляции, доверить три четверти своим молодым друзьям-актерам и с блеском отыграть четыре моноспектакля — это не шутка!

— И что, он всем этим заправлял? Прости… и он всем этим руководил?

— По сути дела — да. Но мы все чувствовали, что он что-то очень сильно переживает все это время. Я-то его знал еще с детства. С моего детства. Он — друг моего отца. Ничего плохого я о нем не слышал, но и