— Хуз у моей двери вы видите?

— Да, Беруп. Никогда хуза такого большого я вижу. Клыки длиной с мою ладонь они есть.

— Это ваш Бэбби есть? — спросил он меня.

— Да, я совершенно в этом уверен.

— Ваш Бэбби Вадсиг ранит он есть?

— Я безусловно так не думаю.

Он повелительно махнул рукой:

— Вадсиг, к двери опять иди. Если хуза ты видишь, дверь открытую оставь и нам ты говоришь. Если нет хуза ты видишь, дверь ты закрываешь и свою работу ты делаешь.

Она присела в небрежном книксене и поспешила прочь.

Сайфер протянула ему письмо, которое я написал несколько часов назад, ее рука дрожала так сильно, что бумага зашуршала:

— Нахожу это в спящей девушки комнате я есть, Беруп. Это вы читаете? Аанваген, тоже?

Они склонили над ним головы.

— Ваша дочь она есть, мессир? — Ее голос дрожал.

Я кивнул.

— Спит весь день она есть. Спит всю ночь она нет. Ходит она есть, разговаривает есть. — Она повернулась к Аанваген, ее голос дрожал: — Мои картины со стен срываются!

Внизу что-то с грохотом упало. Вадсиг закричала.

— Там чегой-то х'есть, кореш. — Рука Хряка, ощупывая темноту, которая останется с Хряком после тенеподъема, нашла его руку и сомкнулась вокруг нее; острые ногти впились в его плоть. — Хаза, могет быть.

— Как ты думаешь, они разрешат нам там поспать? Я не вижу ни малейшего огонька.

— Х'и Гончая не зажигает свет, ты грил.

— Масло, которое будет гореть в лампах, очень дорого, — заметил Гончая, находившийся где-то поблизости, — а свечи почти невозможно найти ни за какие деньги. — Немного помолчав, он добавил: — Я действительно не могу сказать, как близко мы находимся от города, но мы проделали долгий путь. Я, например, валюсь с ног. А как насчет тебя, Рог?

Хряк отпустил его руку. Постукивание ножен указало на то, что наемник двинулся вправо.

— Хряк идет пешком, — сказал он, — а я только и делаю, что сижу на спине этого удивительно терпимого осла. Я уверен, что Хряк — и мой осел — должны быть гораздо более утомлены, чем я.

— Стена. — Голос Хряка раздался совсем рядом. — Ни х'окна, ни двери. — Последовала пауза. — Вот х'и ворота. Широко раскрыты, вроде хак.

— Нет ворот! — сообщил ему Орев.

— Там есть пустой особняк, — объяснил Гончая. — Я проходил мимо него много раз. Мы могли бы разбить там лагерь, если все захотят. Это должно уберечь от дождя, а после такой жары дождь, скорее всего, пойдет. Как ты к этому относишься, Рог? Ты бы хотел остановиться?

— Да. — Он достал огниво, которое дала ему Пижма. — Я бы хотел взглянуть на него, если он принадлежал человеку по имени Кровь. Так ли это?

— Понятия не имею, кому он принадлежал. Все, что я могу вам сказать, — никто не жил в нем с тех пор, как я начал ходить по этой дороге. Он довольно далеко от города, и здесь полно пустых домов. Большинство из них не в таком плохом состоянии, как этот.

— Тогда я хочу остановиться, если вы с Хряком согласны. — Фонарь вспыхнул.

— Я бы не стал использовать эту свечу больше, чем необходимо.

Голос Хряка донесся откуда-то издалека:

— Вхожу, кореш. Ты х'идешь?

— Да. — Он спешился.

Стена была разрушена; искореженное железо, сквозь которое пробиралась майтера Мрамор, исчезло.

— Я дрался здесь, Орев, — прошептал он птице, сидевшей у него на плече.

— Нет драк!

— Иногда приходится. Иногда ты сам дерешься.

Орев заерзал, его клюв недовольно клацнул:

— Плох мест.

— О, без сомнения. Здесь они держали Шелка, Синель, патеру Наковальня и мастера Меченоса. Не так давно я вообразил, что Меченос идет рядом со мной. Я бы хотел, чтобы он вернулся. — Он провел осла через ворота и поднял фонарь, надеясь хоть мельком увидеть виллу, принадлежавшую Крови, но слабый свет свечи едва освещал далекую бледную громаду фонтана Сциллы. — Или Шелк, — вполголоса добавил он.

— Плох мест!

— Там, естественно, водятся привидения, — хихикнул Гончая позади них. — Они должны быть во всех этих старых местах.

— Действительно. — Человек, к которому обратился Гончая, помахал перед собой шишковатым посохом, хотя свет его фонаря не выявил никаких препятствий. — Здесь должен быть мертвый талос. Хотел бы я знать, что с ним случилось.

— Ну, а я хотел бы знать, что случилось с твоим другом Хряком. Я не вижу его впереди.

— Ты совершенно прав. Орев, пожалуйста, не поищешь ли его? Если он попал в беду, возвращайся и немедленно сообщи нам.

— Удобный питомец. — Гончая догнал его. — Ты бывал здесь раньше?

— Двадцать лет назад. Тогда у меня был карабин вместо палки и тысяча друзей вместо двух. Без сомнения, я должен был бы сказать, что мне это нравится больше, потому что сейчас никто не пытается убить меня; но правда в том, что не нравится. — Он указал посохом на ворота. — Гвардейские поплавки прорвались сюда, стреляя из жужжалок, пока мы — добровольцы вроде меня, гвардейцы и даже птеротруперы Тривигаунта — перелезали через стену. Здесь были талосы, но между поплавками и нами у них не было ни единого шанса. Другие сделали гораздо больше, я уверен; но я выстрелил один раз, прежде чем...

Вернулся Орев и опустился ему на плечо:

— Хряк идти.

— Значит, с ним все в порядке?

Орев что-то хрипло каркнул, и Гончая сказал:

— На этот раз я не смог его понять.

— Он ничего не сказал, только издал какой-то звук. Это значит, что он не знает, что сказать, или не знает, как это сказать. Значит, с Хряком что-то случилось, чего Орев не может объяснить, или что он не знает, как сказать нам. У него течет кровь, Орев?

— Нет кровь.

— Это хорошо. Надеюсь, он не упал?

— Нет, нет.

Фонтан был сухим, его чашу наполняли гниющие листья, а некогда белый камень стал грязно-серым. Одна из рук Сциллы была отломана.

— Люди все еще молятся ей, Гончая?

Гончая заколебался:

— Иногда. Я сам не религиозен, поэтому не обращаю на это особого внимания, но не думаю, что все так, как было раньше. Сейчас в основном приносят в жертву уток, по крайней мере так мне однажды сказала мама Пижмы.

— А что с теофаниями?

— Боюсь, я не знаю этого слова.

— Дев идти, — объяснил Орев.

— Сцилла появляется в ваших Священных Окнах?