Да, пожалуй, это ее единственный шанс.

Только бы разыскать ключи от машины. И только бы непрозевать отлив...

Приободрившись, она вскочила на ноги.

Куинн тут же поднял голову.

— Куда-нибудь собралась?

— Вчера ты говорил, что хочешь освободить дом от лишнихвещей... Я подумала... раз уж мне нужно чем-то занять время, пойду разберуодежду и что там еще осталось у меня в комнате. Разложу все по мешкам, чтобыотдать какой-нибудь благотворительной организации... — И как можно болеенепринужденно спросила: — Ты не мог бы прикинуть, сколько тебе еще понадобитсявремени?

— Сегодня я вряд ли кончу. Мне хотелось бы пересмотреть всеэто, а еще надо разобрать сейф и разыскать брошь, которую Генри хотел отдатьтебе. — Приподняв бровь, он добавил: — Ты не очень будешь расстроена, если мыеще одну ночь проведем здесь?

В сущности, это было то, что надо. Если ей удастсяблагополучно выбраться отсюда, у нее будет больше времени.

— Нет, ничего. — Это прозвучало как-то слишком радостно, иЭлизабет прикусила губу. С напускным смирением она добавила: — Что толкурасстраиваться, если ничего не можешь изменить. — И чтобы окончательно отвестиподозрения, предложила: — Загляну в морозильник. Тебе чего хотелось бы на ужин?

— Пожалуй, ничего. Приготовь мне сюрприз.

Если ей повезет, именно так и будет.

Жакет, в котором она ходила накануне, лежал на стуле. Есливзять его, можно навлечь подозрения... Обойдется.

Она была уже у двери, когда он сказал:

— Сперва подойди, поцелуй меня.

Слегка растрепанный, с вихром на макушке, он казалсяпо-мальчишески уязвимым.

Элизабет вдруг представила его ребенком: юный, ранимый,отчаянно жаждущий любви, потерявший мать, отвергнутый отцом...

Счастье, что тетя и дядя полюбили его, однако былой опытнаверняка оставил рубцы.

Она подошла к столу, наклонилась и поцеловала его в щеку,испытывая при этом почти материнскую нежность.

— Я надеялся, что ты поцелуешь меня как следует, —пожаловался он, когда она выпрямилась.

Она снова наклонилась и поцеловала его в губы, жесткие,спокойные.

— Так-то лучше, — пробормотал он и вдруг неожиданнымдвижением посадил ее себе на колено и поцеловал, глубоко и страстно, доголовокружения.

С неимоверным усилием Элизабет оторвалась, в глазах стоялтуман. Сладка приманка... но, если клюнуть, очень скоро станет горько.

Он потянулся, чтобы еще раз поцеловать ее, но она прикрылаему рот ладонью.

— Нам обоим есть чем заняться, — прохрипела она. — Если такпродолжать, мы никогда не доберемся до Лондона.

— Я и не подозревал, на какой премудрой женщине женился, —вздохнул он и отпустил ее.

Стараясь не шататься, она неспешно пошла к двери, чувствуяего взгляд, прикованный к ее спине.

Оказавшись в безопасности, Элизабет первым делом кинулась вкомнату Куинна. Оливковая куртка и свитер, в которых он приехал, былиперекинуты через спинку стула. Она порылась в карманах. Нет, не зря все-таки онсчитал ее воровкой. Кошелек, права, расческа, перочинный ножик, сложенныйносовой платок. Она уже теряла надежду, когда пальцы нащупали связку ключей,однако радость быстро померкла — ключи оказались от дома.

Куда же он дел ключи от машины?

Без особой надежды она порылась в его чемодане. Беглыйосмотр комнаты тоже ничего не дал.

Наверняка ключи от машины лежат у него в кармане брюк.Оставалось одно: отправляться пешком.

А потом?

Поезд? Или у кого-нибудь найдется машина напрокат? В обоихслучаях уйдет время... А он, как только поймет, что ее нет, помчится следом.Если коса не успеет уйти под воду.

Значит, надо молиться, чтобы он не успел проскочить доприлива. Она боялась даже подумать, что ей грозит в противном случае... Если только...Дженни Хиккс!

Когда она жила в Солтмарше, Дженни была библиотекаршей и ониподружились. Родители Дженни держали маленький полупансион недалеко отпобережья.

Конечно, с тех пор прошло больше пяти лет, но они быликоренными жителями Солтмарша и вряд ли куда-нибудь переехали.

Куинн их наверняка не знает. У них можно пересидеть какое-товремя, пока он точно не уедет. А потом добраться до Лондона или какого-нибудьдругого большого города, а там легко исчезнуть. У нее при себе деньги икредитки...

Времени на размышления не оставалось. Элизабет спустиласьвниз и взяла сумку. Чемоданчик лучше оставить: без него легче передвигаться, аесли Куинн пройдет через холл, это поможет отвести подозрения.

Петли тяжелой двери чуть скрипнули, когда она ее открыла.Элизабет затаила дыхание. В кабинете было тихо, и, облегченно вздохнув, онаприкрыла дверь за собой.

На улице ее окутал туман, режущий холодный воздух ворвался влегкие. Элизабет задрожала. Если идти быстро, будет не так холодно, подбодрилаона себя.

Машина стояла у гаражей, там, где ее оставил Куинн. Элизабетсо вздохом прошла мимо, по мощеному спуску, радуясь, что кабинет находится надругой стороне дома.

Но даже если бы Куинн смог выглянуть в окно с этой стороны,он вряд ли увидел бы ее. Туман оказался намного гуще, чем Элизабет себепредставляла. Дойдя до берега, она обернулась. В белесом тумане дом казалсятемной бесформенной массой.

Где-то невдалеке крикнула птица, ей пронзительным мяуканьемответила чайка.

Лязгая зубами, промерзшая до костей, Элизабет двигаласьвперед. В какой-то полумиле, там, на суше, приглушенные ползущей серой пеленойгородские огни обещали тепло и убежище.

Слава богу, она надела туфли без каблуков. Элизабет следилаза рядом тонких белых жердей, отмечавших края косы, и старалась продвигатьсякак можно быстрее, сменяя ходьбу на бег, и ее мысли бежали следом.

Возвращаться в Кентль-коттедж нельзя — Куинн навернякаустановит за ним слежку. Но там нет ничего такого, что ей было бы жаль бросить.По крайней мере на время...

Что-то кольнуло в боку, и она остановилась, чтобыотдышаться, затем снова рванулась вперед.

При первой же возможности надо будет позвонить в Австралию испросить Эмили Хендерсон, как быть с ключами, и найти, кто бы присмотрел закоттеджем...

Тяжелее будет с Ричардом. Что она ему скажет? Все вподробностях? Нет, надо будет как можно скорее написать ему и просто сообщить,что помолвка расторгнута. Трусость, конечно, но она ни за что не решилась бывстретиться с ним лично. Да и Куинн наверняка поджидал бы ее... где-нибудь...за углом.

Коса, вроде совсем не длинная в ясный летний день, теперьказалась бесконечной. Руки и ноги у Элизабет совсем онемели, хотя она изо всехсил старалась идти быстро.