газеты, мне от дяди Ээро, как он попросил себя называть, перепало десять марок. Из которых половину я спустил в местных магазинах, прикупив подарков для родни. Пёстрых и ярких ленточек для сестёр и разноцветных стеклянных шариков для прочей малышни. А также большую двухфунтовую банку зеленого чая для деда Кауко.

Ахти же из столицы уезжал расстроенным. Хоть врачи и не нашли у него никаких заболеваний, но парочка проведённых опытов с табакокурением говорили о том, что опухание гортани происходит именно из-за этого. А значит, ему придётся навсегда забыть о своей детской мечте. Странные, однако, у некоторых мечты. Ну, ничего, здоровее будет.

Глава 10

— Керсти, ну что? Мы будем ему письмо писать?

— Элла, а куда писать? В газете его адрес не дали же. Известно только, что он живёт в Улеаборгской губернии.

— Ха! А я выяснила село откуда он родом! Яали! Думаю, этого хватит.

— Ну ты и шпионка, Элла. Как это у тебя получается?

— Папа был на литературном кружке у Свонов…

— Подожди, подожди, подожди! — Керсти от нахлынувшего на неё озарения даже подскочила со стула. — Это тот кружок, где Анни Свон пела песню на стихи Матти Хухта?

— Ага, — широко улыбнулась конопатая и рыжеволосая одиннадцатилетняя девочка и показала свой розовый язык подружке.

— Эхх, — огорчилась её черноволосая и курносая подружка. — Отец поссорился со Свонами и теперь туда не ходит.

— Зато мой ходит, а мы ведь подружки! Давай лучше текст письма придумаем.

— А на каком языке писать будем? На шведском или на финском? И как бы у него фотографию попросить.

— Естественно, на финском. Он же стихи на финском пишет. А фотографию не будем просить. Вдруг он страшный и нам не понравится.

— Он ещё и на русском пишет. Отец говорил, что читал его стихотворения в петербургской газете. И, ты права, не надо фотографию. Вдруг он старый. А так, ответ напишет, нам все в лицее обзавидуются.

И две, не разлей вода подружки, Элла Муррик и Керсти Бергрот склонились над листом бумаги, придумывая письмо их новому литературному кумиру, Матти Хухта.

…..

«Чего мы хотим? Перегородки! Где мы их хотим? В режиме строительства!» — фраза из «Симс-4», которую любила последнее время вставлять где ни попадя моя супруга из прошлой жизни, полностью соответствовала тому, что произошло в наше отсутствие. Пока мы покоряли столицу, деды с нанятыми рабочими разделили комнаты мансарды. Так что теперь у меня снова отдельная комната.

При помощи старших братьев украсил свою комнату подаренной картой. Вначале на карту предъявляла претензии, как ни странно, матушка. Она хотела повесить её в гостиной, чтобы можно было хвастаться подарком от великого писателя. Но мне, неожиданно, пришёл на помощь отец.

— Эмма, а давай твои платья на гвоздик рядом с картой повесим, чтобы все могли ими любоваться!

— Матти! Ты что такое несёшь?

— Вот и не отжимай у сына его подарок. Ему подарили? — он неожиданно зло посмотрел на супругу. — Я не слышу ответа! Эмма! Эту карту кому подарили?

— Матти, — испуганно, но в то же время и раздраженно, прошипела мама.

— Вот пусть с ней и делает, что хочет.

— И правильно, — неожиданно поддержала отца бабушка Тейя, мама мамы. — Это картинка бумажная, а у вас, что кухня, что гостиная, всё вместе. Она гарью и жиром быстро покроется и испортится.

На том спор о моём подарке и затих. Эса сделал лёгкую рамку и приколотил её к новой стенке. Там же, по моей просьбе, он сделал несколько книжных полок. Хотя по семейным правилам все книги должны были храниться в библиотеке, а на руках могли быть только учебники или одна художественная, на почитать.

Благодаря этому разделению комнат я впервые за три года пребывания в этом теле увидел северное сияние. Может, что-то я видел и до этой ночи, но не предавал особого значения. Когда мансарда была единым помещением, то все окна были закрыты на внутренние ставни, для сохранения тепла. Теперь же я частенько забывал закрывать их, так как обогревался потусторонним и материально невозможным существом. А вечером перепил чая и, вставая в туалет, обратил внимание на яркое зелёное свечение в окне.

Стекло было грязноватое и видно было плохо, поэтому быстро одевшись и тихо, как мне казалось, проскользнул к входным дверям. Они, к моему удивлению, были не закрыты на засов, и я выскочил на улицу. И тут же упёрся с разбегу в кого-то в темноте.

— Что? Не спиться, сына? — узнал я голос отца. — Решил тоже на бег лисицы полюбоваться?

— Кого? — только и смог я выдавить из себя, прикидывая, что мне будет за ночное гулянье.

— Иди сюда, — отец, присев на верхнюю ступеньку лестницы, ухватил меня за руку и усадил себе на левое колено, запахнув вокруг моей тушки свой тулуп. — Ты же за этим пришел? — и он указал на небо.

Небо полыхало! Непередаваемой красоты зеленные всполохи пронзали красные, фиолетовые и даже синие вспышки. Вся эта красота была в непрерывном движении, как будто разноцветные волны накатывались на неровный, но невидимый участок берега.

— А почему лисицы, па? — вспомнил я вопрос отца только через несколько минут после любованием этим явлением.

— По старой и древней легенде это огненные лисицы (revontulet) охотятся, а с хвоста у них сыпятся разноцветные искры, отмечая их путь. Но в это верят только у нас, на севере. А южане и карелы верят в то, что это Вяйнямёйнен сражается с Тором, а тот осыпает его своими молниями. Знаешь, кто такой Тор?

— Да. Бог грома и молний. Сын Одина и Ёрд. И женат на Сиф.

— Ух ты. А откуда ты это узнал? У нас, вроде, нет в библиотеки ничего про это.

— Вот и мне интересно, — неожиданно раздался сзади нас голос деда, отчего мы с отцом одновременно подпрыгнули от неожиданности. Он на ступеньке, а я на его колене.

— Отец!

— Деда! — синхронно возмутились мы на безответственное поведение родственника.

— Чего орёте? — упрекнул нас он, — Сейчас женщины выйдут и нагонят нас. Так откуда ты про Тора столько знаешь, внучек?

— В Гельсингфорсе у Томми книжка на шведском есть. «Младшая Эдда» — называется. Вот там и прочёл в предисловии, — ответил я правдиво, так как на самом деле у кузена была книга Снорри Стурлусона. Мне хватило бредового предисловия, в котором скандинавские боги описываются как выходцы из античной Трои, чтобы понять, что я эти стихи не осилю.

Просидели мы на крыльце еще минут двадцать, пока не пришла мама и нас всех не загнала в