могли поставлять африканских рабов в Голландскую Гвиану и получать у голландцев ссуды под низкий процент. Впрочем, был здесь и недостаток: сахар, профинансированный деньгами голландцев, приходилось по фиксированной цене посылать на консигнацию держателям закладной – в Голландскую республику. Другой проблемой было то, что британская таможня рассматривала сахар из Демерары как иностранный продукт, облагаемый более высокими пошлинами. Поэтому такие плантаторы, как Кларки, продавали некоторое количество сахара из Демерары под видом барбадосского, таким образом обходя британские пошлины на иностранные продукты, а также контрабандой доставляли часть своего сахара, профинансированного голландскими деньгами, на Барбадос за счет своих голландских консигнаторов95. Больше проблем плантаторам приносили разорительные восстания рабов, которые бушевали в Бербисе в 1763 и 1765 годах. Неспособность голландцев справиться с мятежами в своей колонии заставила Кларков посылать туда войска за свой счет. Явно разочарованные торговыми отношениями с Голландией, они в 1765 году начали инвестировать в Тобаго, очередной центр сахарного производства. Четыре года спустя, после смерти отца, Гедни Кларк-младший продал большую часть из своих одиннадцати плантаций в двух голландских колониях96.

В то время как Кларки инвестировали в свои сахарные плантации, шли на риск и терпели убытки, их родственники Ласселлсы продолжали получать прибыль, поскольку торговцы и владельцы сахарорафинадных заводов, имеющие базы в Англии, зарабатывали на сахарной продуктовой цепи больше всех97. Ласселлсы были особенно преуспевающей династией среди всех барбадосских плантаторов. Первый представитель их семьи прибыл на Барбадос в 1648 году, а две последних плантации на острове, принадлежавшие Ласселлсам, были проданы только в 1975 году. Генри Ласселлс (1690–1753), проживший часть жизни на Барбадосе, был дальновидным дельцом, широко предоставлявшим ссуды и займы плантаторам и работорговцам Вест-Индии. Он также был одним из двадцати четырех директоров Британской Ост-Индской компании98. Его сын, Эдвин Ласселлс (1713–1795), получивший образование в Кембридже, стал первым бароном Хэрвуд и построил великолепный Хэрвуд-хаус в графстве Уэст-Йоркшир. Если изначально семья Ласселсов не инвестировала в прямое управление плантациями, то Эдвин и его братья решили отказаться от этого принципа, когда цена на плантации сильно спала вслед за банковским кризисом, поразившим Лондон и Амстердам в 1772–1773 годах. Они быстро приобрели у должников, не выполнивших обязательств, поместья, в том числе и плантации Гедни Кларка-младшего, которому пришлось умолять своих родственников-Ласселлсов оказать ему поддержку ради выживания его семьи99.

Еще одним представителем этого поколения плантаторов был Уильям Бекфорд, ставший одним из самых могущественных людей в Британии своего времени. В юности Уильям изучал медицину в Лейдене и Париже, а в возрасте двадцати семи лет отправился на Ямайку, чтобы присматривать за собственностью семьи; вскоре он приумножил собственность, забрав плантации должников, нарушивших обязательства по выплате долга. Свою блестящую карьеру он окончил на посту мэра Лондона; он также дружил с премьер-министром Уильямом Питтом-старшим. Два его брата Бекфорда уже сочетались браком с девушками из аристократических семей, и так же предстояло поступить его единственному сыну и наследнику, названному Уильямом в честь отца100.

Не столь заметным, но все же укоренившимся было колониальное лобби примерно семидесяти членов парламента, которые либо владели плантациями, либо делали значительные вклады в рабовладельческую коммерцию, либо выдавали займы в Вест-Индии. Самая большая доля их капиталовложений приходилась на Ямайку, за которой следовали Барбадос, Сент-Кристофер и Антигуа. Несмотря на незначительное меньшинство, они имели очень значительное влияние в парламенте благодаря своему необычайно профессиональному лоббирующему аппарату101.

Романы «Мэнсфилд-парк» (1814) Джейн Остин и «Джейн Эйр» (1847) Шарлотты Бронте дают нам представление о том, как прочно британский правящий класс был вовлечен в экономику Вест-Индии и насколько глубоко – вплоть до доступа к королевской семье – вест-индские плантаторы проникли в британский правящий класс. Генри Ласселлс, шестой граф Хэрвуд, женился на принцессе Марии, дочери короля Георга V. Фильм 2019 года, связанный с популярным сериалом BBC «Аббатство Даунтон» (2010–2015), частично снимался в замке Хэрвуд, правда, зрителям ни единым словом не намекают на то, что каждый камешек в этом замке был оплачен рабским трудом102.

С XIII века на протяжении почти пяти столетий сахарного капитализма его движущей силой оставалось сочетание невероятной доходности торговли сахаром, работы искусных сахароделов, капитала для строительства мельниц, а также безжалостной эксплуатацией труда и инициативой правительств, стремящихся к увеличению прибыли. Капитал и мастерство сахароделов прошли через Восточную, Юго-Восточную и Южную Азию, охватили Средиземноморье, пересекли Атлантический океан и из Бразилии дошли до Вест-Индии и Французских Антильских островов. Но пока французское и английское правительства перестраивались на торговлю сахаром как новый национальный проект и законодательно регулировали тарифы, они не вовлекались в его производство и маркетинг, в отличие от крестоносцев, мамлюков и португальских и испанских властей, как мы видели в главах выше. Атлантическая экономика процветала благодаря круговороту людей, финансов и знаний, обходя международные торговые запреты самых могущественных европейских государств. Широкое распространение получила контрабанда, зачастую незаменимая для выживания, добычи еды и других необходимых товаров103. Такие семьи, как Кларки, были вовлечены в работорговлю в Каролине, а также вели дела в Салеме, Мидделбурге и Лондоне. Под бой военных барабанов Кристофер Кодрингтон и Жан-Батист Лаба наслаждались обедом и весело болтали по-французски. Плантаторы вовлекались в национальные интересы, а самые крупные из них полагали, что это политика должна служить их обогащению, а не наоборот.

Выгода Европы от сахара

Крупные европейские порты процветали благодаря торговым связям с Атлантикой. Например, Бристоль, второй город Англии, к 1790 году получал 40 % своих богатств от деятельности, связанной с рабами – и по большей части с сахаром104. Подобно впечатляющим зданиям XVIII века в Бордо и Нанте, бристольская Площадь королевы – Квин-сквер – или Родни-стрит в Ливерпуле все еще служат свидетельством богатства, обретенного благодаря этой торговле. В Нидерландах десятки домов, растянувшихся вдоль роскошных амстердамских каналов, были построены на деньги, заработанные эксплуатацией рабов на плантациях или путем обработки сахара, кофе и табака. Список дополняют Лондон, Глазго и нидерландский Мидделбург, а также города, которые не сразу ассоциируются с богатством, нажитым на рабах, такие как Гамбург или бельгийский Остенде, где торговцы возводили великолепные особняки, таким образом демонстрируя свое состояние, нажитое благодаря торговле, в основе которой лежал рабский труд. И, конечно же, торговцы и плантаторы владели не только роскошными домами в городах, но и претенциозными дворцами в сельской местности105.

Атлантическая торговля, основанная на рабском труде, была важна не только для богатых торговцев портовых городов. Например, к началу XIX века вест-индская сахарная экономика эксплуатировала более трехсот тысяч рабов, и еще десятки тысяч трудились на британских сахарорафинадных заводах, а также портовыми грузчиками