Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Захар Егорович встряхивает вожжами, заставляя лошадь перейти на рысь.
— Вот уж кому кнут бы не помешал, — цедит он сквозь зубы, когда мужики остаются далеко позади. — Избаловал его старый барин — сызмала с ним возился, читать-писать научил. Только я так скажу — простому мужику эти учености ни к чему. Ежели все учеными станут, работать некому будет.
— Значит, старый граф его привечал? — удивляюсь я.
Сухарев пожимает плечами — дескать, кто эти барские прихоти разберет?
— Своих-то детей у Андрея Михайловича не было, вот и привечал мальчонку. А того не понимал, что своей добротой тому только ложные надежды подает. Книжки ему из города привозил, любил, значит, чтобы тот вслух читал. А помер барин, и всё — Вадимке обратно к сохе вертаться пришлось. Не до книжек теперь. А отвыкать-то от хорошего ох как сложно, — и вдруг добавляет без всякой видимой связи с предыдущей мыслью, — Женить его надо, Анна Николаевна. Вон хоть на той же Варваре — девка давно уж по нему сохнет. Так, может, и остепенится, за ум возьмется.
Я обещаю над этим подумать, но тут же забываю о своем обещании. Не хватает мне еще в чужие дела вмешиваться. Сами разберутся.
25. Трын-трава
— Сосредоточься! — требует тетушка. — Вот, гляди!
Она взмахивает рукой, и стоящая на столе чернильница перемещается с одного его края на другой. У нее это выходит так легко, что я скрежещу зубами от зависти.
Я пытаюсь проделать то же самое уже целых полчаса, но у меня совершенно ничего не получается.
Черный тетушкин кот сидит на спинке кресла и внимательно наблюдает за моими потугами. Мне даже кажется, он надо мной смеется. И каждый раз, когда он произносит «мур», мне слышится совсем другое — «дура».
— Васька, а ну кыш! — шикаю я.
Но кот даже не двигается с места. Зато тетушка бросает на меня не самый ласковый взгляд.
— Сколько раз тебе говорить, он — Василисий!
Я киваю. Василисий так Василисий. Хотя, когда он хочет есть, то может откликнуться и на Ваську. Впрочем, тетушке об этом знать не обязательно.
— Ладно, пусть не чернильница, — сдается Глафира Дементьевна, — но хотя бы листок бумаги!
Но даже это оказывается для меня непосильной задачей. Может быть, я всё-таки не ведьма?
Я не произношу это вслух, но этого и не требуется. При тетушке думать нельзя ни о чём — она мгновенно прочитывает чужие мысли. Я уже даже думаю над тем, как это можно использовать в хозяйстве. А что? Удобно. Можно, например, побеседовать с Сухаревым в ее присутствии, задать ему вопросы по доходам и расходам. И уже неважно будет, что он скажет. Важно будет, что подумает.
Эта мысль заставляет меня улыбнуться.
— На-ко же! — тетушка возмущена. — Ты ведьмой-то хочешь стать? Так побудь хоть немного серьезной.
Она занимается со мной уже который день. Я выучила несколько заклинаний, научилась разбираться в некоторых особо часто используемых в зельеварении растениях, выпила какое-то снадобье, которое, по ее словам, пробуждало скрытые способности.
Но то ли снадобье оказалось недостаточно сильным, но ли не было у меня никаких магических способностей, но только нужного результата как не было, так и нет.
— А может быть, мы что-то не то практикуем? — несмело спрашиваю я. — Может, у меня склонность к чему-то другому?
Тетушка хмыкает:
— К чему, интересно? Мы с тобой уже всё перепробовали.
Возразить на это мне нечего. Позавчера я пыталась лечить поранившего ногу поваренка — думала, вдруг во мне проснется дар целительства. Конечно, он не проснулся, и дело закончилось тем, что доктор Назаров отчитал меня за бездействие и велел в следующий раз сразу же посылать за ним.
Вчера я пассами остужала воду. Ну, как, остужала — пыталась остудить. На случай, если бы во мне вдруг проявилась магия воды. Но только ошпарила руку, которой водила над кипящей в котелке водой, за что еще раз была обругана обычно добрейшим Дмитрием Степановичем.
— Боишься ты, девка! — делает вывод Глафира Дементьевна. — Оттого ничего и не получается. В таком деле смелость нужна.
— И вовсе не боюсь, — протестую я.
— Ой ли? — прищуривается тетушка. — Ну, коли не боишься, так есть еще одно проверенное средство. Травку одну добыть нужно. Травка эта в лесу растет. Она рано весной из-под снега пробивается. Я тебе на свету ее покажу, а вот рвать ее станешь ночью — иначе никакой пользы не будет.
В лесу? Ночью?
— Ага, — подтверждает Глафира Дементьевна. — И в лес ты одна должна пойти — аккурат к полуночи. Ночи сейчас лунные, светлые, не заблудишься.
Чувствую себя падчерицей, которую злая мачеха за подснежниками посылает.
Нет, если бы речь шла о нашем времени, я бы, может, и не испугалась. В своем лесу у Даниловки я каждую тропинку знаю. К тому же, у нас фонарик можно взять электрический и сапоги резиновые надеть. Хотя даже при таком раскладе гулять по лесу весной, когда там снег вперемешку с грязью — удовольствие сомнительное.
— Волков бояться — в лес не ходить, — философски замечает тетушка.
И я недовольно бурчу:
— Ладно, попробую. Только скажите, что искать.
Глафира Дементьевна удовлетворенно отвечает:
— Трынь-траву.
— Что? — мне кажется, я ослышалась.
Но тетушка уверенно повторяет:
— Трынь-траву. Ты разве не слыхала про такую?
Я уже не могу не рассмеяться. Боюсь, мне долго придется объяснять, откуда я знаю про трын-траву. Да-да, из песни про зайцев. Я, признаться, думала, что и поговорка про трын-траву именно из фильма Гайдая в народ пошла. Ан нет, оказывается, это куда более древняя легенда.
Правда, название травы тетушка произносит куда мягче, чем в нашем варианте, но сути дела это не меняет.
За час до полуночи, когда весь дом погружается в сон, я, напутствуемая Глафирой Дементьевной, выхожу на крыльцо. Она дает мне в руки фонарь, зажечь который я, чтоб никого не напугать, могу, только выйдя за пределы деревни.
Я тепло одета, но разве полупальто и длинная шерстяная юбка — подходящая одежда для такой прогулки? Да я только дойду до ворот, как подол уже будет мокрым. Что уж говорить про обувь?
— Не бухти! — одергивает тетушка. — С дороги до лесу не сворачивай, не то увязнешь в каком-нибудь овраге.
Днем мы с ней прогулялись до леса. Вернее, проехались в экипаже. Там, у озера, на проталинах и показалась нам загадочная трын-трава. Хотя на первый взгляд ничего загадочного в ней не было.
Надеюсь, Глафира Дементьевна