Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставив дверь распахнутой, Саша выбежала из квартиры. В спешке она не почувствовала, что бежит босиком. Все было неважно. Холод – не холод, вода – не вода. Осмотревшись, она не увидела Прохорова. Он не мог далеко уйти. Лескова мчалась к остановке. Крупные капли дождя срывались с грозового неба. Они падали на лицо, как пощечины. У Саши горело лицо. Она не чувствовала холода. Увидев знакомый силуэт, окликнула:
– Дима! Дима!
Мужчина оглянулся, остановился. Благодаря высшие силы, Саша подбежала к нему и только тогда поняла, что сказать ей нечего. Нет таких слов, которые могут оправдать ее. Нужно быть полным идиотом, чтобы хотя бы попытаться простить. Дмитрий не похож на извращенца, получающего удовольствие от наблюдения за сексом своей девушки с другим. Это было не просто изменой. В Сашином лексиконе не было слова, определяющего происшедшее. Чудом было то, что Прохоров остановился.
– Дима! Дима… – Лескова судорожно вцепилась во влажную кожу его куртки. Он посмотрел так, что у Саши опустились руки. – Дима.
– Извини, – Прохоров указал на подъезжающий автобус, – мне пора.
– Пойдем ко мне. Я должна тебе объяснить.
– Объяснить? – Он согнулся в приступе нервного смеха. Наконец успокоился, раздосадованно махнул в сторону отъезжающего автобуса. – Не везет мне сегодня даже в таких мелочах.
– Дима, бог с ним, с автобусом, – Саша сложила в мольбе руки. – Ты только не уходи сейчас. Я понимаю, что ты думаешь. Дай мне шанс!
– Нет, нет, избавь меня от этих драм, девочка, – растирая грудь на уровне сердца, ответил Дмитрий. – Я все понял. Это даже хорошо, что я… там оказался. Я понял, что не смогу дать тебе того, в чем ты нуждаешься.
– Это была не я…
– Но за себя-то я спокоен – никакого раздвоения личности. – Прохоров смог улыбнуться. Взглянув на босые ноги Саши, заметил: – Простудишься. Иди домой.
– Дима, можешь говорить обо мне то, что думаешь. Хочешь – ударь! – Саша схватила его руку, поднесла к своему лицу. Прохоров отшатнулся от нее.
– Зачем же так унижаться?
– Без тебя все теряет смысл.
– Что именно? Блудить будет неинтересно? Чудно. – Дмитрий Ильич с сожалением покачал головой. – Старый я дурак. Так мне и надо.
– Я на колени упаду! – Саша не стала дожидаться, пока Прохоров отвернется, бухнулась ему в ноги.
– Да что с тобой, в самом деле! – Он поднял ее, больно сжав плечи, встряхнул. – Не смешно уже. Хватит!
Закрыв лицо руками, Саша плакала. Слезы сливались с падающими каплями дождя. Прохоров внешне совершенно спокойно наблюдал за отчаянными попытками Шуры заставить его сопереживать. Как это глупо и самонадеянно с ее стороны. Неужели он дал повод думать, что у него нет гордости, нет достоинства? И все-таки он не удержался от последнего слова:
– Я бы сделал для тебя все. Но мое «все» для тебя – пустяк… Ты переболеешь этой животной страстью и останешься ни с чем. Вспомнишь мои слова.
– Я не прощу себе, если ты сейчас уйдешь! Скажи, что я должна сделать? – Саша сверлила его глазами. В этот миг она была уверена, что теряет не просто любовь. Она теряла саму себя.
– Не попадайся мне больше на глаза.
Сказал, как отрезал, и, повернувшись, пошел прочь. Осталась позади остановка. Силуэт Прохорова становился все менее различимым в полутьме мерцающих фонарей. Сквозь слезы и дождь Саша вглядывалась в пронзительную тьму. Ощущение одиночества и безвозвратной потери накрыло Лескову холодной волной. Зубы стучали, застегнуть плащ оказалось проблемой – непослушные руки дрожали. На негнущихся ногах Саша продвигалась к своему дому. Это было самое большое расстояние, которое ей приходилось преодолевать. К тому же любопытные соседи маячили в окнах. Еще бы, такие страсти, такие сцены – подарок на ночь!
Разозлившись на весь мир, Александра брела по холодному, мокрому асфальту. Особенно неприятно было преодолевать лужи. Ноги замерзли. Саша была уверена, что это приключение будет стоить ей сильнейшей простуды. В подъезде с радостью почувствовала под ногами гладкую ровную поверхность. Лифтом пользоваться не стала. В состоянии полной апатии и растерянности она попросту забыла о его существовании. Ну а дома сбросила на пол вещи и отправилась в душ.
Все тело ее сотрясала крупная дрожь. Горячая вода согрела не сразу. После доплелась до бара. Впервые пожалела, что у них дома обычно нет даже самых скромных запасов спиртного. Мама обладала удивительной способностью потихоньку опустошать все бутылки в баре. Если она знала, что после какого-то застолья осталось немного «Столичной» или «Арарата», то не успокаивалась, пока за несколько дней от спиртного не оставалось и глотка. Саша с грохотом закрыла дверцу, матерясь про себя. Хотя, может, это и к лучшему, что нечего выпить. Надралась бы как свинья, чтобы соответствовать, так сказать, своему гадкому внутреннему миру. Пришлось лечь в постель. К счастью, заснула Саша сразу. Она словно провалилась в темную бездну и до самого утра ни разу не проснулась.
В отличие от Александры Прохоров не спешил домой. Он долго шел пешком, провожая проезжающие мимо автобусы долгим грустным взглядом. Ему было некуда идти, некуда спешить. Его счастливая жизнь закончилась, едва начавшись. Первые несмелые шаги вели в тупик, а все потому, что он, давно перешагнувший четвертый десяток, оставался в душе наивным романтиком. Доверяя свое сердце, Дмитрий Ильич верил в такую же открытость в ответ. Тем более, что он так долго ждал настоящего сильного чувства.
Саша соединила в себе все, о чем он мечтал: красива, умна, практична, в меру кокетлива, отчаянно сексуальна. Стоп! В этом и заключалась ошибка. Молодость в сочетании с фонтанирующей жаждой удовольствий сыграли с Дмитрием злую шутку. Оказывается, девушка с внешностью ангела на поверку оказалась похотливой стервой, цинично изменявшей ему с молодым самцом. Это не была любовь. Дмитрий знал, как любят. То, что происходило между двумя молодыми людьми, называлось случкой. Прохоров знал, что такое желать, страстно желать, но в его самых потаенных мыслях не было ничего напоминающего то, что он увидел.
Как же ему было обидно. Ведь он представлял эту женщину хозяйкой своего дома, матерью своих детей. Он закрывал глаза и видел ее улыбающейся, счастливой, окруженной его бесконечной любовью. Эта фантазия помогала ему бороться с приступами хандры. Представляя жизнь с Сашей, он расслаблялся после тяжелых операций. Он летел домой, зная, что рано или поздно любимая женщина переступит его порог и останется в нем навсегда.
Дмитрий побаивался разницы в возрасте, но после поездки на базу, после того, как они стали близки, он был уверен, что только с ним одним Александра была самой собой. Черт с ним, с тем первым мужчиной, с тем ее сексуальным опытом! Кто не ошибался. Девушкам всегда приходится сложнее: их ошибку нельзя скрыть, почти нельзя, а Саша и не пыталась. Тогда он и решил, что она ведет себя открыто. Он отдал ей свое сердце, свою истерзанную одиночеством душу. Как же он мог быть таким слепым?
Почувствовав невыносимую усталость, Прохоров едва нашел в себе силы доплестись до очередной остановки. Ждать пришлось недолго. Рейсовый автобус был почти пуст. Охотников скитаться в столь поздний час оказалось немного. Дмитрий прильнул лбом к стеклу. Память швырнула его в полутемный подъезд, его последнее убежище, позволившее видеть и слышать все. И тут страшная мысль пришла ему в голову: насколько было бы лучше, если бы сегодня после тяжелого рабочего дня он поехал домой, а не решился устроить любимой сюрприз. Оставаться в неведении или узнать правду – что лучше? Вот дилемма, над решением которой бился воспаленный разум Прохорова. Подъезжая к своей остановке, Дмитрий почти убедил себя в том, что высшие силы привели его в этот день к Саше. Привели для того, чтобы открыть ему глаза на происходящее и уберечь от гораздо большей ошибки, нежели мимолетный роман с вертихвосткой.