Артем появился с опозданием минут на пять, остановился у входа, оглядел зал и быстро направился ко мне.

— Вечер добрый. Прошу прощения, тут припарковаться — само по себе челлендж. Взять вам что-нибудь к кофе? Пирожное, мороженое?

— Нет, спасибо.

Сделав заказ, он вернулся, снял куртку, сел напротив. Как и в первый раз, повисла напряженная пауза, и снова ее прервало появление кофе. Только теперь его принесла не секретарша Галя, а официантка. И вазочку с мороженым, посыпанным шоколадной крошкой.

— Тамара, — улыбнулся Артем, — вы так хищно смотрите на мое мороженое, что мне аж неловко. Может, все-таки заказать вам? Или, если хотите, поделюсь.

— Да нет, не надо, — смутилась я. — Если только… кусочек. Маленький. В кофе.

Он отковырял ложкой здоровенный кусман и положил мне в чашку. Кофе едва не вышел из берегов.

— Ладно, — сказал он, наблюдая, как я потихоньку подскребаю края айсберга. — У меня к вам один не самый приятный вопрос.

Нет, я, конечно, не думала, что у нас с ним свидание, но все равно внутри противно заныло.

— Простите, Тамара, если прозвучит резко и не по феншую, но все-таки… какого черта?

От неловкого движения ложкой кофе выплеснулся на блюдце.

— В смысле? Вы о чем?

Мы смотрели друг на друга в упор, и я действительно не понимала, что он имеет в виду. И чувствовала себя так, как будто вытащила на экзамене единственный невыученный билет.

— Подождите, вы что, не знаете? — Артем сдвинул брови в недоумении.

— Да о чем?

— О том, что ваш брат отказался от помощи фонда.

— А-а-а… — я запнулась, и вид у меня наверняка был крайне дурацкий. — Нет. Первый раз слышу.

— Прекрасно! Он позвонил мне сегодня утром и сказал, что вы решили не открывать онкологическое отделение. Без каких-либо объяснений. Ваш отец тоже не в курсе. Я подумал, может, вы внесете ясность. Знаете, я занимаюсь фондом почти пять лет, и это первый раз, когда сначала просят спонсорской помощи, а потом отказываются от нее, не объясняя причин. Меня сильно раздражают вещи, которых я не понимаю. Хочется докопаться до сути.

— Но вы хоть ничего не потеряли, — пробормотала я, надеясь, что Тарасу основательно икается от тех слов, которые мысленно ему адресовала.

— Правда? — взгляд Артема стал ледяным. — Да, ничего. Кроме времени. Мы могли бы оплатить кому-то операцию или отправить на лечение за границу. Или найти другую клинику, которая стала бы для нас базовой. Чтобы наши пациенты не ждали в очереди на обследование и не переплачивали за срочность.

— Простите… Помните, я говорила, что брат не очень хотел бы заниматься онкологией из-за жены?

— Да, помню. И я тогда крепко засомневался, стоит ли иметь дело с таким партнером. Но вы заверили, что он вполне может быть профессионалом.

— Я сама в шоке, Артем. Дело в том, что они разводятся, и…

Допив кофе в один глоток, он усмехнулся.

— Ну что ж… тогда я даже рад, что все так вышло. На берегу. Мы и правда могли потерять больше. Если человек ставит личные капризы выше деловых соображений, с ним лучше не связываться. Вас подвезти?

Да… не так я представляла себе нашу встречу. Как угодно, но уж точно не так.

Черт, ну что ж мне вечно не прет-то, а?

— Спасибо, не надо.

— Бросьте. Я отнял у вас время, а ложка растаявшего мороженого — так себе компенсация.

— Мы тоже отняли у вас время, — голос предательски дрогнул, и я изо всех сил наступила под столом одной ногой на мизинец другой.

— Не вы лично, — возразил он. — Так что перестаньте. Куда вам?

— На Мытнинскую.

— Поехали.

Я потянулась за пальто и сумкой. Артем встал, надел висевшую на спинке стула куртку. Галантно пропустил вперед на выходе и даже, издали сняв сигнализацию, распахнул передо мной дверь машины. И за всю дорогу не проронил ни слова — смотрел прямо перед собой, нахмурив брови. И только когда свернул на Мытнинскую, спросил, где остановиться.

Спокойно, Чума, уговаривала я себя. Ничего ужасного не произошло. Это закон парных случаев. Мы с Тамарой ходим парой: лес… санитарки мы с Тамарой. Два не твоих мужчины сразу. Это бывает. Неприятно. Но не конец света. Куплю себе туфли к фраку, и вообще — как-нибудь проживем.

— Спасибо, Артем, — напряженно-бодрым голосом сказала я, когда он остановился у подворотни. — И извините еще раз, что так вышло.

— Всего доброго, Тамара. Ничего. Главное — разобрались.

Был соблазн от души хлопнуть дверью, но я сдержалась. Нога за ногу прошла через двор, поднялась по лестнице, а в прихожей, скинув пальто, плюхнулась на низенькую банкетку и… разревелась, как сопливая девчонка.

На полувсхлипе оборвал телефонный звонок. Страстно захотелось, чтобы это оказался Тарас. Выплеснуть на него все, что накопилось. Все-все, до последней капли. А потом спокойно рыдать дальше, пока от Тамары не останется одна пустая оболочка. Тогда бы я ее взяла, постирала в тазике и повесила сушиться.

На экране светился незнакомый номер. Незнакомый? Или?.. Да что там гадать!

— Алё?

— Тамара, это Артем.

Если в первый раз, услышав его голос, я замерла, — бог ты мой, неужели это было всего каких-то пару часов назад?! — то сейчас почувствовала только раздражение и досаду: ну что тебе еще надо-то?

— Послушайте, простите меня, пожалуйста, — он не стал дожидаться моей реакции. — Я не слишком вежливо себя вел. День был ужасный, с самого утра. Хотя это не оправдание.

— Да ничего, я понимаю, — голос звучал так жалко, что захотелось основательно себе наподдать.

— Ничего не ничего. Может быть… попробуем еще раз? Не хотите завтра со мной поужинать где-нибудь?

Вредность и чувство противоречия хором подсказывали ответ «не хочу», но я подмигнула своему зареванному отражению в зеркале и согласилась.

Не успела я снять сапоги, как телефон затрезвонил снова.

Отец. Ну вот, понеслось…

— Тамара, ты в курсе, что устроил твой братец? — ледяным тоном поинтересовался он, даже не поздоровавшись. Как будто это была всецело моя вина. Или хотя бы в том, что знала, но не донесла.

— Уже да. Здравствуй, папа.

— Да, извини. Здравствуй. В общем, завтра вечером я вас жду. Обоих. У себя дома. В восемь.

— Нет.

Трубка озадаченно шуршала фоновой частотой.

— Что значит, нет?

— То и значит, — прижав телефон ухом к плечу, я поставил сапоги в стойку. — Занята я завтра вечером.