А так ли это?

Кэл:

Ну… зависит

Я:

…от?

Кэл:

Сможешь ли ты переспать со мной, не влюбившись в меня.

Между ногами начинает пульсировать, поэтому я сжимаю бедра, чтобы унять покалывание. Мое лицо вспыхивает.

Это нелепо. Мне бы хотелось, чтобы он просто подошел сюда и поговорил со мной.

Возможно, это было бы ошибкой, а может, просто прорывом. Ответ на его вопрос – очевидное «нет», потому что я влюбилась в него десять лет назад и меня отделяет один украденный поцелуй от того, что навсегда ушло.

Он должен это знать.

Комок подкатывает к горлу.

Я:

Мне казалось, ты хотел, чтобы я пошла на свидание с Данте.

Я поднимаю взгляд и замечаю, как его глаза темнеют до черного дыма. Он поднимает подбородок и на мгновение задерживает взгляд, а затем снова утыкается в экран, чтобы напечатать ответ.

Кэл:

Я пытался проявить благородство, но мы оба знаем, что это не то, чего я хочу. Мысль о том, что другой парень будет прикасаться к тебе, вызывает у меня желание умереть.

Я прикусываю губу и заканчиваю диалог, когда диджей зовет меня на сцену, чтобы спеть «Hold On» Уилсона Филлипса – песню, которую, должно быть, Алисса выбрала для меня. Мы всегда поем ее, когда вместе устраиваем вечера караоке.

– Люси, мы соскучились по тебе, дорогая, – приглашая меня на сцену, говорит в микрофон знакомый диджей с копной вьющихся волос. – Вас всех ждет подарок от этой юной леди.

У меня сводит живот.

Я перевожу взгляд на Кэла, когда собираюсь встать, и наблюдаю, как он откидывается на спинку стула и складывает руки на груди; его глаза все еще горят.

Алисса восторженно толкает меня плечом.

– Ух ты! – восклицает она, олицетворяя собой «девушку-ухажера».

Когда Нэш поднимает кружку с пивом в мою сторону, а Данте с интересом принимается наблюдать за мной, я провожу руками по подолу платья. Мои ладони липкие, а кожа гудит.

Отстой.

Вся на нервах, я поднимаюсь на сцену и готовлюсь петь впервые за несколько месяцев. Кэл смотрит на меня: в его жилах течет виски, а на лице отражается лихорадочная напряженность. Я заставляю себя улыбнуться, после чего переключаю внимание, слегка помахав диджею Майку. И когда тот протягивает мне микрофон, в голове проносится другая песня – я решаю, что хочу спеть именно ее.

Наклонившись, я шепчу на ухо диджею свое пожелание, на что он качает головой и говорит, что это не проблема. После этого он перенастраивает свое оборудование и включает новую песню.

На большом экране за моей спиной вспыхивает заголовок, первые ноты эхом разносятся по бару. Я отодвигаю микрофон, чтобы прочистить горло, а затем набираю полные легкие воздуха и сосредотачиваюсь.

I Will Follow You Into the Dark by Death Cab For Cutie. Это не самая мощная песня, но она кое-что значит.

Кэл и Эмма играли ее на пианино, когда мы были маленькими, а я подпевала, сидя на их клетчатом синем диване. Это была первая песня, которую он выучил; первая песня, которой его научила Эмма. Когда слова песни слетают с моих губ, а взгляд останавливается на Кэле, сидящем в темном углу бара, на меня обрушивается поток горько-сладких воспоминаний. Мои легкие наполняются теплом, сердце тонет в ностальгии, эхе смеха и звуках клавиш пианино.

Ему потребовалось немало времени, чтобы научиться ее играть, и я помню, как он расстраивался из-за каждой неудачной ноты. Мы начинали все сначала снова и снова. И каждая прошедшая минута наполнялась музыкой, дружбой и моментами, по которым я буду скучать до самой смерти.

Я пристально смотрю на него. Мне не нужно видеть монитор, потому что текст песни запечатлен в памяти. Песни такие забавные: ты можешь не слышать их годами, но все равно помнишь каждое слово. И я думаю, все потому, что песни – больше, чем слова, больше, чем ноты, больше, чем куплеты и припевы. Слова со временем стираются и рассеиваются, но песни, связанные с самыми дорогими воспоминаниями в жизни, живут в нас вечно.

Кэл тоже не сводит с меня глаз. Он не отводит взгляда, пока я пою от всего сердца, а каждая нота льется из меня идеальным звучанием. Его поза напряжена, а рука сжимает бокал так крепко, словно он может его разбить. Я понятия не имею, о чем он думает или чувствует, наблюдая за мной, но его губы сжаты в тонкую линию, а взгляд тлеет в ярком свете бара.

Как только последняя нота слетает с моих губ, раздаются аплодисменты.

Я закрываю глаза и улыбаюсь.

Алисса вскакивает и бездумно кричит, насвистывая двумя пальцами. Я отвешиваю поклон, широко улыбаясь, и возвращаю микрофон Майку, в то время как он игриво тычет мне кулаком.

Затем я выдыхаю и ухожу со сцены.

Когда я, шаркая ногами, спускаюсь по нескольким ступенькам, то сразу же начинаю искать Кэла, и мое сердце сжимается, когда я вижу, как он встает со своего места и выбегает через парадную дверь. Его размытый силуэт в темной куртке и поспешная походка вторят, будто ему необходимо уйти от меня как можно дальше.

Неужели?

Подавив разочарование, я следую за ним. Затем пробираюсь сквозь толпу подвыпивших посетителей и оглушительный смех, не отрывая взгляда от его спины, когда он исчезает за углом. Набирая скорость, протискиваюсь через массивную дубовую дверь и смотрю по сторонам.

Он прислонился к зданию всего в метре от входа и смотрит в небо. Лунный свет окутывает его мягким сиянием, и он делает глубокие вдохи, словно упивается им. Как будто ему нужно время, чтобы вдохнуть звезды.

– Кэл. – Я слегка запыхалась, мое сердце бешено колотилось. Я подхожу к нему, дрожа от резкого порыва ветра, и понимаю, что на мне нет пальто. – Почему ты…

– Почему эта песня? – спрашивает он, все еще подняв лицо к небу.

Расправив плечи, я подхожу к нему ближе, и выдох вырывается из меня ледяным потоком воздуха.

– Потому что она что-то значит.

Он усмехается.

– Ненавижу эту гребаную песню.

Я хмурюсь и замедляю шаг.

– Нет, любишь. Тебе нравилась эта песня.

– Теперь я ее ненавижу. Она напоминает мне о… – Он замолкает, смотрит налево, затем опускает голову. – Напоминает мне о прошлом, о котором я не хочу думать.

– А мне она напоминает о нас. О прекрасных воспоминаниях, которые мы разделили вместе. – Я делаю еще один шаг к нему. – Может, тебе стоит