Батяня редко кого приближал к себе. Такую привилегию следовало заслужить. Любой неверный поступок тотчас зачитывался в минус, пахан никогда о нем не забывал. А Андрею как раз подвалил тот нечастый случай, когда авторитетный вор поставил его рядом с собой. А все потому, что этот малец обладал массой достоинств, и самое немаловажное из них состояло в том, что он предпочитал учиться на чужих ошибках — весьма похвальное качество для пацана. Он умел подметить у других и взять в актив все то, что могло бы пригодиться впоследствии.

Поблагодарив за приглашение легким кивком, Андрей сел на стул. Причем тут же сумел найти такое положение, которое подчеркнуло бы его уважение к собеседнику и одновременно указывало бы на его внутреннюю свободу.

— Рассказывай, что там с деньгами?

— Зальцер пока не готов отдать четверть миллиона баксов. Он сказал, что сейчас…

Старик невольно напрягся.

— Что значит не готов отдать? — кустистые брови законника приподнялись верх. — Он должен нам четверть миллиона. В его долбанном бизнесе крутятся и наши деньги.

— Он предложил интересный расклад.

Батяня внимательно посмотрел на Андрея, после чего вяло отреагировал:

— Слушаю.

В какой-то степени парень вышел за рамки дозволенного, выслушивать интересные расклады и принимать решения полагалось только пахану, и, уж конечно, Андрея никто не уполномочивал списывать долги.

Парень сделал первый серьезный прокол, и старик всерьез стал подумывать о том, что свое отношение к пацану, возможно, следует пересмотреть.

— У Зальцера объявился клиент, который предложил ему на продажу алмаз более пятидесяти каратов. Зальцер уверял меня, что такой алмаз у клиента не последний.

Сказанное меняло положение вещей.

— Вот как. И что же это за человек?

— Какой-то старик. Он дал понять Зальцеру, что буквально сидит на мешке с алмазами.

— Серьезный клиент, — задумался Георгий Георгиевич.

У Зальцера на хорошие камушки было врожденное чутье. Ему нет нужды играть в прятки или обманывать, за такие вещи могут спросить весьма дорого, следовательно, сказанное им соответствовало действительности.

А если так, то подобную информацию можно было оценить в четверть миллиона долларов. Ведь только один камушек на пятьдесят каратов мог стоить такой суммы. А если этот старик в запасе имеет не один камень, а предположим, пять или десять…

Старика нужно брать!

— Старик не сказал Зальцеру, откуда у него взялся такой крупный алмаз?

— Нет. Но в этом алмазе Зальцер узнал именно тот самый, который когда-то принадлежал его дяде, а потом перешел к его отцу.

— Вот как, интересно. И каким образом от него уплыл этот камушек?

— Он сказал, что в конце войны НКВД сильно шмонало ювелиров по всему Уралу. И если у этого старика появился один из реквизированных тогда алмазов, так почему не быть и другим?

— У тебя есть фотография этого старика? — голос у Батяни неожиданно осип.

Законный выглядел возбужденным, и Андрей подумал о том, что впервые видит его в таком состоянии, — ему всегда казалось, что волнение не для такого человека как Батяня, не в силу старости, а потому, что его жизнь сама сплошное цунами. Конечно, Батяня мог вспылить, но это была всего лишь некоторая демонстрация характера. В действительности его можно было сравнить разве что с глубоководным морем, на поверхности которого часто означены признаки тревоги, но зато внутри всегда царит арктический холод и покой. В этот раз все выглядело наоборот. Батяня очень хотел казаться спокойным, но поверить в его безмятежность очень мешали крупные капли пота, обильно выступившие на его лбу, рассеченном глубокими морщинами.

Стараясь скрыть растерянность, Андрей ответил:

— Да, конечно, — и тотчас положил перед Батяней снимок.

Георгий Георгиевич взял фотографию в пожелтевшие пальцы. На тыльной стороне сухонькой ладони Андрей увидел выколотое восходящее солнце с разбегающимися во все стороны многочисленными лучами, обозначавшими количество отбытых на чалке лет. Андрей в который раз попытался их сосчитать, но, как всегда сбился.

Отставив фотографию на значительное расстояние, как это делают дальнозоркие люди, он принялся рассматривать детали.

— Я не знаю этого хмыря, — небрежно бросил Батяня фотографию на стол. — На фотке он хилый сморчок, но лет шестьдесят назад был, наверное, настоящим молодцом. Я тебе никогда не говорил, что отец мой, земля ему пухом, чалился в лагере смертников?

— Нет, не приходилось слышать, — сдержанно ответил Андрей.

— Больше двух лет там никто не выдерживал, но ему повезло. Он бежал! На территории той чалки, отгороженной забором, был еще один охраняемый закуток. Раз в месяц туда приезжал какой-то непонятный грузовичок и сгружал контейнер.

— И что же в нем было?

— Отец догадывался, что там было что-то ценное, например, золото. Они устроили побег, хотели захватить контейнер. Это почти получилось, они захватили машину, которая перевозила контейнер, перестреляли сопровождающих. Отец лично открывал крышку этого контейнера. И знаешь, что в нем было?

— Что?

— В нем были алмазы! Много алмазов… Он их сам видел, рассказывал, что они находились в каких-то крепких холщовых мешочках, упакованные боками друг к другу. Потом вдруг раздался взрыв. Отца контузило, а когда он открыл глаза, то увидел какого-то хмыря из краснопогонных. Отец застонал, красноперый посмотрел в его сторону, но добивать его не стал. Всю жизнь отец не знал, почему он этого не сделал, хотя жалостью такие типы не отличаются. Сколько он там пролежал, непонятно. Когда он очнулся, то от грузовика отполз. А потом машина как полыхнет, и зарево на половину неба!

— Получается, что красопогонник уволок этот контейнер?

— Выходит, что так. Знаешь, — задумчиво и с какой-то странной улыбкой протянул вор, — отец ведь его всю жизнь искал. И мне потому и рассказал обо всем, чтобы, если сам не успеет, я после него этим занялся. Да и я уже думал, что никогда его не найду, считал, что этот тип сгорел вместе с контейнером. Тот ли это старик или нет, это обязательно узнать надо. А вдруг и вправду через столько лет выплыл! Вот что я тебе скажу: если у этого старика имеется один — такой! — камушек, так у него должны быть и другие. Отыщи этого старика!

— Отыщу.

— И трясите его до тех самых пор, пока он не скажет, куда спрятал остальные камушки. Ты меня понял? — строго спросил Батяня.

— Да.

— А теперь иди! У меня процедуры! — и, уже потеряв интерес к Андрею, крикнул: — Люда! За что я тебе деньги плачу!

После смерти Антона прошла неделя. Сразу после приезда из леса Никита встретился с его матерью, еще нестарой крепкой женщиной. Она сумела не разрыдаться, только в отчаянии покусывала нижнюю губу. В ее глазах застыл немой вопрос: «Почему же так получилось?» Как же ей объяснить, что именно ее сыну просто не повезло?! А потому ощущение от встречи было самое гнетущее. Если чем-то и можно было заполнить сознание, так это работой. Раза два звонил майор Журавлев, справлялся о старике Георгии Георгиевиче, но тот как в воду канул. И вообще, странная получалась история, его как будто бы никто не видел, кроме разве что Никиты с Антоном. А так как Антона уже нет, описание Зиновьева могло сойти за обыкновенный вымысел.