Оли дружат семьями, то предположить, что Константин – товарищ детских игр не только Сони, но и Оли, будет более чем логично. Следовательно, вероятность того, что Оля собирается выйти замуж по расчету именно за Коршунова, приближается к ста процентам. Да, интересное получается переплетение судеб, как в водевиле. Теперь вопрос, надо ли сообщить о том, что у него был когда-то роман с потенциальной невестой Константина Петровича? По кодексу дружбы – да, по кодексу чести – нет. Они с Олей тогда не делали ничего плохого, раз секса не было, то и не считается, но кто знает, как известие о романе невесты с лучшим другом (лучшим, потому что единственным) отзовется в голове Константина Петровича, измученной дворянскими предрассудками? Ай, ладно, столько лет прошло, кто вообще об этом помнит. Если Оля будет молчать, то тайна не всплывет никогда.

– Этой кандидатке вы тоже сообщили, что неспособны на высокие чувства? – Ян искренне хотел не задавать этого вопроса, но не удержался.

– Естественно. Я обязан был проинформировать ее об этой своей особенности. О том, что я психопат, если называть вещи своими именами.

– Ну прямо-таки.

– К сожалению, это так.

– Это вам прямо специалист диагноз поставил?

Коршунов нахмурился и покачал головой:

– Сам понимаю.

– Ну не знаю, я за вами ничего такого не замечал.

На лице Константина Петровича промелькнуло странное выражение. Промелькнуло и исчезло.

– Ян Александрович, поверьте, я бы и сам хотел чувствовать, как все остальные люди, но, к сожалению, не дано. Олигофрен не в силах решить алгебраическую задачу, как бы ни жаждали этого он сам и его родные. Просто нет у него необходимого мыслительного аппарата. Вот и я то же самое, только в области чувств. Иногда только промелькнет какое-то эхо, тень, и только, – Коршунов вздохнул, – будто призрак того меня, каким я мог бы быть. Но я, черт возьми, даже не могу горевать об этом. Пожалуй, единственная эмоция, которую я способен переживать во всей остроте, это чувство стыда, поэтому я стараюсь все делать правильно.

Без особого интереса доев картошку, Ян убрал тарелку в раковину и приступил к чаепитию. Внезапная откровенность товарища смутила его, и, не понимая, чем можно утешить человека, который даже не грустит, он промямлил, что Константин Петрович просто на себя наговаривает.

Коршунов покачал головой:

– И рад бы, но нет. Я даже смерти толком не боюсь.

– Наверное, просто близко ее еще не видели.

– Ну как не видел… – Константин Петрович улыбнулся уголком рта. – В армии бывали с ней довольно теплые встречи.

– Вы разве служили? В Афгане? – от удивления Ян даже чашку отставил. У него составилось твердое впечатление о Константине Петровиче как о рафинированном профессорском сынке, имеющем весьма смутное представление о реальной жизни.

– А как иначе я бы в академию поступил? Только благодаря боевому опыту.

– Я думал, вам отец помог.

– Мой отец, да будет вам известно, блат не приемлет ни в каком виде. Не выучил предмет так, чтобы ни при каких условиях тебя нельзя было завалить, – пеняй на себя.

– Но от армии-то отмазать святое дело.

– Нет, Ян Александрович, в нашем роду никто не уклонялся от исполнения воинского долга, и родители предпочли бы видеть меня мертвым, чем трусом.

«Неудивительно теперь, отчего ты психопатом вырос», – подумал Ян, сочувственно поцокав языком.

– Честь в нашей семье ценится превыше всего, – отчеканил Коршунов.

По существу возразить тут было нечего, но Ян, которого почему-то взбесило, что Оля выходит замуж за этот кусок льда, спросил, зачем же товарищ выбрал медицину, если считает себя бесчувственным человеком.

– Во-первых, – без запинки принялся отвечать Константин Петрович, – под влиянием эмоций человек обычно принимает неверные решения, поэтому я решил, что принесу обществу больше всего пользы именно в детской хирургии, отрасли, где холодная голова необходима как нигде, в то время, как чувствам труднее всего сопротивляться. А вообще говоря, Ян Александрович, странно слышать от вас такой вопрос, ибо из курса психологии вы должны помнить, что психопатам как раз свойственно выбирать сложные и рисковые профессии. Больше всего нас как раз среди хирургов, военных и крупных руководителей.

– Так вам, Константин Петрович, осталось только дослужиться до генерала, и все. Будете един в трех лицах, врач, военный и начальник. Психопатический Господь Бог.

Коршунов рассмеялся, но быстро принял серьезный вид и заметил, что с подобными шутками надо быть осторожным, потому что можно ненароком оскорбить действительно верующего человека.

– Какая деликатность, – хмыкнул Ян, – прямо типичная для психопата.

– А вы думаете, психопат – это тупое животное, которое прет к своей цели, не замечая ничего вокруг? О, Ян Александрович, человечество вздохнуло бы гораздо свободнее, если бы это было так, но, к сожалению, если мы не чувствуем, это еще не значит, что мы не понимаем. Совсем наоборот! Не хочу хвастать, но я считываю эмоции собеседника и понимаю его чувства лучше среднестатистического обывателя, который находится во власти собственных переживаний. Мог бы легко управлять людьми и подчинять их своей воле, если бы мне с детства не внушили, что это гнусно и стыдно.

Ян засмеялся:

– Константин Петрович, если вы всерьез думаете, что способны повелевать людьми, то у меня для вас плохие новости. Вы не только психопат, но и шизофреник с манией величия.

– Лучше бы второе, от шизофрении хоть таблетки есть, – вздохнул Коршунов.

Поднявшись из-за стола, Ян принялся мыть посуду, невольно и с неудовольствием отметив, что под строгим взглядом товарища делает это особенно тщательно и по стандартам, пропагандируемым Константином Петровичем.

– Спасибо, что предупредили о своих планах захвата вселенной, – хмыкнул Ян, – я теперь буду настороже.

Константин Петрович одобрил такую тактику, заметив, что случаев, когда люди попадали в зависимость от психопата, достаточно много описано в литературе, а еще больше в реальной жизни. Конечно, проще манипулировать людьми сломленными, измученными и запуганными, но и самодостаточного человека, да что там человека, при благоприятном стечении обстоятельств целый народ можно заставить плясать под свою дудочку, если знать, как подойти. Понятие индуцированного бреда не на пустом месте родилось.

Пожав плечами, Ян отправился на лестницу курить. Он считал себя человеком отзывчивым, всегда помогал, если был в силах исполнить то, о чем его просили, но припадки внезапной откровенности на ровном месте приводили Колдунова в замешательство.

Особенно взбесило кокетство Константина Петровича. Ладно, когда тебе восемнадцать лет, ты видел бездны ада, испытал всю скорбь мира и боль человечества, любил Офелию как сорок тысяч братьев и сидишь такой разочарованный, зная, что ничто на свете больше не может тебя ни удивить, ни обрадовать, ни испугать. Тут еще можно