– Сегодня я свою битву проиграл, – сказал он тихо и вернулся в отделение.

Надя сидела, все так же глядя в книгу, и Костя вдруг остро пожалел, что не может разделить ее горе по-настоящему. Если бы он чувствовал, что и она, так и знал бы, наверное, как сделать, чтобы ей стало полегче, а сейчас способен только на казенные слова утешения, да и те почему-то застревают в горле. Поэтому он снова прошел мимо, не останавливаясь, а оказавшись в ординаторской, лег на диван и на этот раз мгновенно уснул.

* * *

Ян редко простужался и не привык болеть, поэтому, почувствовав легкое першение в горле, не обратил на это внимания, а спокойно поехал на работу, где тоже долго не понимал, за что какой-то добрый человек налил ему в голову ковшик-другой расплавленного чугуна.

Коллеги предположили, что он мается похмельем, и не трогали страдальца, но около двенадцати в отделение пришел консультировать терапевт и с порога поставил Яну диагноз ОРВИ, после чего его обозвали разносчиком инфекции и безответственным козлом и пинком отправили домой.

Он ехал в метро с новым для себя ощущением, что силы утекают из него, как вода из ванны, когда выдернешь пробку. В полубреду даже живо представилась эта воронка, закручиваясь в которой, последняя энергия покидает его организм.

Скорее всего, его принимали за пьяного, пока он брел от метро домой, по классике жанра с головы даже слетела фуражка, и Ян всерьез испугался, что глаза выпадут из черепа, если он наклонится ее поднять. Но угасающее сознание напомнило о чести мундира, и Ян все-таки рискнул.

Он вскарабкался по лестнице, отдыхая на каждой ступеньке, с трудом попав ключом в замочную скважину, открыл дверь, и от порога до кровати полз уже на карачках. Выключился прямо в форме, едва голова коснулась подушки, и очнулся только от того, что Константин Петрович снимает с него мундир.

Чувство было такое, что он просто моргнул, но за окном оказалось уже темно.

Отстранив Константина Петровича, Ян скинул брюки и укрылся одеялом. С укоризненным вздохом Коршунов подобрал с пола одежду, аккуратно повесил на плечики и вышел, чтобы через секунду вернуться с уже вдетым в уши фонендоскопом.

Ян замахал на него руками:

– Уйдите, я заразный.

– Это мой врачебный долг, – произнес Константин Петрович без улыбки, сел на край постели и приставил обжигающе холодный инструмент к груди Яна, – дышите.

– Стараюсь. Пневмония, кстати, в первые сутки заболевания не развивается, если вы не в курсе.

– Развивается. Дышите.

Ян подышал, отвернувшись в сторону и для гарантии прикрыв лицо простыней.

– Да, пока не слышно. Откройте рот, – жестом фокусника Коршунов извлек откуда-то чайную ложку, чтобы ее черенком нажать Яну на язык. Был большой соблазн послать его подальше, но, прикинув, кто победит в этой борьбе, Ян послушно открыл рот.

– Горло красное.

– Да что вы говорите! Правда, Константин Петрович, идите подальше от греха. Заразитесь еще, а вы с детьми работаете.

– Повторяю, это мой врачебный долг, – повторил сосед, – я не имею права отказать человеку, который нуждается в помощи сегодня, ссылаясь на тех, которые будут нуждаться в ней завтра. Тем более что у вас наверняка обычная простуда.

– Да?

– Разумеется. Бегаете голый по территории, вот и результат.

От удивления Ян приподнялся на локте, но тут же закашлялся и рухнул в подушки.

– Вообще-то, я не замечен в подобных эскападах, – заметил он, отдышавшись, – хотя, может, я чего-то о себе не знаю…

– Я имею в виду, отправляетесь на консультации пешком и в одной робе, когда специально для этой цели существует разгонная машина.

– Да ну, еще рухлядь гонять! Там что тачка, что водители на ладан дышат, пока они соберутся, я десять раз уже пешком дойду. Так а вы что, на машине ездите?

– Безусловно!

– Ну вы уникальный, конечно, человек.

Пожав плечами, Коршунов вышел. В кухне загремела посуда, и Ян закрыл глаза под эти домашние звуки.

– Я это делаю не из барства, – с нажимом произнес Константин Петрович, ставя рядом с кроватью Яна табуретку, накрытую чистым полотенцем, – а потому, что так положено. Нам с вами вполне по силам пробежать ночью из одного корпуса в другой, а если на консультацию вызывают женщину? Академический городок, знаете ли, хоть и в центре расположен, но на территории у нас полно глухих мест и укромных углов, в каждом из которых может прятаться грабитель или убийца. Приятно, думаете, женщине бежать в два часа ночи по темному, можно сказать, лесу, шарахаясь от каждого куста?

– Думаю, что нет.

– Вот именно! А водитель уже привык, что врачи перемещаются между корпусами пешком, и ходит на работу спать, и засыпает он с главной для советского человека мыслью «ага, сейчас, буду я за такие деньги еще что-то делать. Скажите спасибо, что я вообще пришел». Поэтому, когда ему вдруг дадут распоряжение доставить врача Иванову из пункта А в пункт Б, он прежде всего подумает, что врач Иванова невелика, вообще-то, барыня. Все пешком бегают, а она, видите ли, ножки намочить боится. Ишь какая! Воодушевленный светлой коммунистической идеей, что у нас все равны и все обязаны задницу рвать на британский флаг ради общего дела, он с легкостью придумывает отговорку, например, аккумулятор сел, так что пусть Иванова берет ноги в руки. Иванова так и делает, в результате чего ее убивает злоумышленник. И учтите, Ян Александрович, это я не фантазирую, такие случаи действительно имели место.

– Не все водители лентяи.

– Допустим. Только если орган не работает, он атрофируется, это закон. Пусть водитель добросовестный человек, но вы сами говорите, что машина на ладан дышит. Администрация не ремонтирует, новую не приобретает, потому что зачем, если никто не ездит?

– Вы меня извините, Константин Петрович, но, похоже, меня сейчас стошнит от вашего занудства, – на правах больного Ян решил высказать, что накипело, и не прогадал. Верный клятве Гиппократа сосед только снисходительно кивнул и притащил из кухни огромную кружку чая с лимоном, а пока Ян пил, сбегал в магазин.

Есть совсем не хотелось, но Коршунов своим тонким психопатическим чутьем как-то угадал, принес трехлитровую банку персикового сока с мякотью и детское питание. Они были холодненькие и кисло-сладкие, а главное, не требовали пережевывания, что имело ключевое значение, ибо носом Ян дышать не мог.

Ян то забывался сном, ярким и пугающе похожим на явь, то просыпался, не до конца понимая, кто он и где находится. Константин Петрович часто заходил к нему, приносил воду и градусник и казался тоже не совсем