Через минуту «газик» выехал из села-призрака. Машина с сотрудниками НКВД снова возглавляла процессию.

Все подавленно молчали. Зрелище, конечно, не из радостных.

Что заставляет человека брать в руки топор и рубить в капусту соседа, доброго приятеля, с которым вчера здоровался, горилку пил, за жизнь разговаривал?

В Клещинку они заезжать не стали, вышли на основную дорогу. Она петляла через ромашковое поле, постепенно приближалась к лесу. Запах смерти сменили ароматы луговых трав, дул приятный ветерок. В безоблачном небе носились стрижи-истребители.

Справа в низине осталось село, с виду целое, хаты с соломенными крышами. Неподалеку под надзором голопузого мальца паслись щуплые коровы. Навстречу проскрипела телега, запряженная клячей. Возница торопливо щелкал бичом, освобождая проезд.

– Ладно, какая ни есть, а вроде бы мирная жизнь начинается, – заметила Настя.

– Точно! – сказал Кисляр, провожая глазами остов перевернутой телеги, украшающий откос. – Ее приметы на каждом шагу. На этой телеге польская семья пыталась деру дать. Бандеровцы на лошадях за ними гнались. Телега перевернулась, так эти несчастные по полю убегали, а бандиты за ними скакали и давили копытами. Там и лежат, куда им деться, в траве все.

Дорога втягивалась в смешанный лес. Головная машина уже тряслась на корнях, плетущихся по дороге, водитель включил пониженную передачу. Люди насторожились, потянулись к оружию.

За левой обочиной деревья отступали, кустарник разредился. Справа, наоборот, вырос склон, весь покрытый зеленью и венчаемый осинами. Он тянулся вдоль проезжей части.

– Лес небольшой. Быстро проскочим, а там уже скоро и Возырь, – сказал Кисляр.

«Работа в постоянном напряжении. Как же это славно, – подумал Шелест. – Не знаешь, откуда и когда прилетит. На передовой гораздо проще. Там хорошо понятно, где враг. Тут же сплошная неясность».

– Вам знакома такая фамилия – Горбацевич?

– Да, – откликнулся Кисляр, передернув плечами. – Сволочь знаменитая была, хоть автограф бери. Хотя почему я говорю «была»? В июле наши Возырь брали. Немцы-то сразу откатились, не дураки они, боялись в окружение попасть. А эти черти на западной окраине что-то вроде укрепрайона устроили. Два танка в ловушку попали, сгорели вместе с экипажами. Гранатами солдат забрасывали, с флангов обстреливали. Много ребят тогда полегло. Чего греха таить, дрались эти поганцы отчаянно, несколько раз контратаковали, без патронов на пулеметы бросались.

Впереди вдруг раздались крики. Машина с сотрудниками НКВД резко дернулась влево, дала опасный вираж. Она чуть не въехала в пень, торчавший на обочине, но водитель справился с управлением, выжал газ и двинулся дальше. Кто-то высунулся наружу, тыкал пальцем назад.

– Мать твою за душу! – выругался Кисляр. – Мина на дороге! Всем пригнуться! – Он и сам склонился над баранкой, резко выкрутил ее влево, а затем обратно.

Шелест не успел ничего заметить. Икнула сзади Настя. Майор извернулся боком, чтобы не треснуться зубами о панель.

Мину положили, но прикопать не успели? Как мило, черт возьми!

Кисляр лихо крутил баранку, объехал опасный участок и тоже утопил педаль акселератора. Он практически догнал головной автомобиль и чуть не подтолкнул его бампером. Из первой машины высунулись стволы автоматов, сотрудники НКВД открыли беспорядочный огонь по кустарнику, торчащему на склоне.

– Делайте так же! – рявкнул Кисляр.

Шелест передернул затвор. Ему опять пришлось извернуться. Он палил наобум. С небольшим опозданием к общему веселью присоединился Гальперин, тоже стал поливать склон огнем. Трясся кустарник, отлетали ветки, сыпалась листва. Противник помалкивал. Если он вообще там был.

– Все, хватит! – крикнул Кисляр.

Машины уносились от опасного места. Люди прятали головы, судорожно перезаряжали автоматы. Настя нервно засмеялась. Мол, у страха глаза велики.

За деревьями маячил просвет – долгожданная опушка. Но водители не сбавляли скорость. Умный противник всегда знает, как поставить капкан и подловить тебя в момент потери бдительности.

Кажется, обошлось. Машины вылетели из леса, запрыгали по ухабам полевой дороги. Распахнулись луговые просторы. Местность шла под уклон. Зеленые поля вздымались волнами, прямо как покатые барханы в пустыне.

– Что это было, Федор Ильич? – спросил Стас.

– Противотанковая мина, – ответил Кисляр, который уже пришел в себя и невозмутимо посвистывал в усы. – Сержант Млынский, что за рулем сидит, увидел ее. Он воробей стреляный. Такое нередко случается. У бандитов этого добра хватает. Они вполне могли знать, что я поеду, соглядатаев у них хватает. А если им сообщили, что я еще и сотрудников Смерша повезу, так вообще святое дело. Кстати, насчет примет мирного времени. Пару недель назад с этой стороны на въезде в лес бандиты повесили председателя Луковского сельсовета с женой. Убежденный коммунист, из Киева прислали. Неделю проработал и на сук угодил. Толком сделать ничего не успел в своем селе. Ночью ворвались, связали, к лесу привезли да на большой осине рядышком и подвесили. Очень символично. Мол, добро пожаловать в уезд. Еще табличку на грудь прицепили. Дескать, музейные экспонаты, руками не трогать, а то взорвется. Теперь село без председателя живет. Дурных нема, как говорится.

– Слушай, а как же быть с этой миной? – спросил Шелест. – Кто поедет за нами, подорвется.

– Предлагаешь вернуться и снять ее? – осведомился Кисляр. – Не стоит. По этой дороге машины не часто ездят. Мина противотанковая, под телегой не рванет. Сообщу людям Губина, пусть займутся.

Поездка выходила бодренькой, хотя и не очень полезной для здоровья.

Во все концы простиралась живописная местность. Зеленели рощи, блеснула речка, вьющаяся между холмами. В долине проявлялись крыши строений. Городок был не маленький, а благодаря наличию пары шоссейных дорог и железнодорожной станции и вовсе представлял собой значимый транспортный узел.

– Снова забыл, о чем я, – сказал Кисляр. – Ах да. Бандеровцы Возырь отдавать не хотели, вцепились в него, как собака в кость. Насилу их выдавили к фермам. Там окружили и давай из пулеметов равнять. Некоторые ушли по лощинам, растворились в лесу. Большинство положили. Пару бандитов в плен взяли, так они потом в обгорелом трупе Горбацевича признали, уверяли, что точно он. Местных на опознание привозили. Одни считали, что это Горбацевич, другие – что нет. Про особые приметы ничего не известно, а верить на слово этим людям никак нельзя. Один и вовсе с пеной у рта уверял, будто видел, как Горбацевича его сподвижники уносят в лес. Обгорел он сильно, и лицо изувечилось. Так что теперь этот тип у местных вроде легенды, этакий народный мститель, борец за свободу и независимость. Святой, иначе говоря. Хотя последняя сволочь, между нами. Душегуб, садист. Нравилось этому парню убивать людей. Урка поганый. Поляков стрелял, наших, даже своих же украинцев показательно казнил на сельской площади за то, что проявили мягкотелость и припрятали нескольких знакомых поляков.