Оля молчала.

– И Милка его любила, все вешалась на шею: братик, братик… А теперь никого не осталось, ты одна.

– Я не одна, у меня есть Саша и ты. Хочешь приехать к нам?

– Старая я стала, Олечка, боюсь далеко от дома. Лучше ты возвращайся. Вместе с сыном возвращайтесь, ваш дом здесь. А Милка знала про ребенка?

– Нет. Никто не знал.

– Получается, ты сбежала? От кого?

– Просто уехала…

…Она вздрогнула при виде капитана Астахова, о котором успела забыть.

– У меня к вам просьба, – он смотрел на нее… Нет! Рассматривал! Подозрительно, как показалось Оле. Она кивнула. – Вы остановились в гостинице?

Он прекрасно знал, где она остановилась!

– Да, в гостинице. – Оля смотрела выжидающе. Неприятный человек! Из тех, кто никому не верит и всех подозревает.

– Но вы жили здесь раньше…

– Десять лет назад.

– Вы не могли бы пройтись по комнатам, посмотреть, все ли на месте? Тут есть сейф?

– Сейф в кабинете отца. Пройтись по комнатам? – переспросила она с недоумением. – За десять лет многое изменилось… – она кивнула на диван и бар. – Наверное, в комнате сестры тоже. Она любила украшения, держала в шкатулке из нефрита… Отец подарил. А что именно и сколько… я не знаю. Когда я уехала, сестре было четырнадцать. Я приезжала только один раз, два года назад. На похороны отца. И теперь…

– Выражаю вам свои соболезнования, – сказал капитан Астахов, и Оля почувствовала, что сейчас расплачется.

Она словно видела их всех: радостных, оживленных! Дядя Паша рассказывал какой-то глупый анекдот, они хохотали; Алевтина возилась на кухне. Саша смотрел на нее, а Милочка – на него… Его сестренка Нюта, которой он заменил родителей, совсем маленькая и смешная, с двумя тощими косичками, сидела как мышонок, только переводила сияющий взгляд с Саши на нее, Олю. Они засиделись до вечера, обсуждая свадьбу, гостей, венчание в Спасском соборе…

Оля готовила кофе, дядя Паша достал коньяк, хранимый для особых случаев – чуть не столетней выдержки. Им не хотелось расходиться. Она сидела около Саши, он обнимал ее за плечи; дядя Паша был в ударе, после анекдотов он перешел на воспоминания… Даже прослезился, рассказывая, какой Оля была, когда он увидел ее впервые.

– Маленькая, пугливая девчушка! – кричал дядя Паша. – А посмотрите сейчас! Умница! Красавица! Красный диплом! А?

Он разливал коньяк, и они пили. А потом случилось страшное… Саша вдруг упал лицом в стол и захрипел. Дядя Паша успел сказать: «Саш, ты чего?» – и замолчал. Саша стал соскальзывать со стула, и она схватила его за руку, безуспешно пытаясь удержать. Он упал на пол, неловко подогнув под себя руки. Стук его рук… костяшек пальцев об пол – до сих пор стоит в ушах. Нюта закричала отчаянно: «Саша! Сашенька!» – и бросилась поднимать его с пола. Оля помнит, что в голове звенело тонко и мерзко, помнит горечь во рту, помнит свой страх… ужас! И понимание, что произошло непоправимое… Помнит, как трясла Сашу, а дядя Паша звонил в «Скорую»… Она помнит взгляд Милочки – сестра улыбалась… Позже она убедила себя, что ей показалось – они все были испуганы и растеряны, гримасу испуга и растерянности легко принять за улыбку…

Они перенесли Сашу на диван. Она держала его руку и звала по имени, ей казалось, он сейчас придет в себя… Уговаривала себя, что не может быть, так просто не бывает, вот сейчас, сейчас он откроет глаза и улыбнется… Перепил, он непривычный… перебрал! От этого не умирают! Саша, Сашенька… Его сестренка привалилась к ней как маленький испуганный зверек – Оле казалось, она слышит, как колотится ее сердце. Дядя Паша выскочил во двор, чтобы встретить «Скорую».

…Врач, совсем молоденький парень, приложил руку к Сашиной шее, пытаясь нащупать пульс; поднял глаза на них, столпившихся у дивана, и покачал головой…

Она потом пыталась восстановить события того вечера, но восстанавливать было нечего. Сидели, смеялись, пили кофе и коньяк. По чуть-чуть. Вдруг Саша упал и захрипел, а потом соскользнул на пол – она не сумела его удержать. Следующая картинка: он неподвижно лежит на полу, подогнув под себя руки, а она, обмирая от страха и отчаяния, тормошит его и зовет… Сколько времени занял переход от жизни к смерти? Три минуты? Две? Одну? Оказывается, стенка совсем тоненькая…

И еще одна сценка впечаталась ей в память! Нюта вдруг закричала, бросилась на Милочку и стала молотить ее кулаками! Милочка оттолкнула девочку, та упала на пол и заплакала – громко, отчаянно…

… – Ольга Павловна! – позвал капитан Астахов. – Вы меня слышите? Вам плохо? Может, воды?

Несколько секунд Оля смотрела на него бессмысленным взглядом, потом с силой провела ладонями по лицу и поднялась…

В дверь позвонили. Тамара Голик отложила книгу и прислушалась. Высокие часы в углу гостиной показывали без двух двенадцать. Маятник с медным диском, сверкая, мотался туда-сюда – звук напоминал падающие капли. Прошла минута, другая. Часы с астматическим всхлипом начали отбивать полночь, и сразу же раздался новый звонок. Она знала, кто это, но медлила, не летела открывать… как когда-то. Сидела, обхватив себя руками, чувствуя бьющееся в горле сердце. Звонок раздался снова, и тогда она поднялась и пошла в прихожую.

Руслан вошел, они молча смотрели друг на друга. Пауза затягивалась.

– Можно? – спросил Руслан. – Извини, что поздно. Не хотел звонить… – Он не закончил фразу, но Тамара поняла: – Не хотел звонить, потому что не уверен, что нужно и ты позволишь… А так сразу как в омут головой.

– Проходи. – Она повернулась и пошла из прихожей…

– Мы друзья? – спросил Руслан.

Тамара промолчала. Гость сидел на диване, она примостилась в кресле. На журнальном столике стояла бутылка красного вина. Бокалов не было. Бутылка смотрелась сиротливо.

– Я виноват перед тобой, я должен был поговорить, объяснить, но все произошло так быстро… Это было наваждение! Магия! Я не узнавал себя… Мы с тобой друзья, знакомы столько лет… я уверен, ты меня понимаешь. Скажи хоть что-нибудь! Мне некуда идти, ты единственный человек, который знает про меня все…

– Я тебе сочувствую, – сказала Тамара деревянным голосом. – Я тебя понимаю… магия! Конечно.

– Я влюбился как мальчишка! Ты знала ее лучше меня, вы дружили… Нам было хорошо вместе, я часто вспоминаю, как мы втроем ходили в театр, на природу… А потом, сам не знаю, как получилось, ты отдалилась… наверное, почувствовала?

Почувствовала? Нет, она ничего не чувствовала. Она была спокойна и не считала Снежану опасной, так как Руслан был не в ее вкусе. В нем нет искры, он не умел болтать, не был заводилой. Снежана так и сказала ей: «Как ты можешь с ним? От него же мухи дохнут!» Конечно, после забияки-гонщика, кутилы-ресторатора, целой вереницы других – ярких, шумных, драчливых – Руслан казался пресным. А потом что-то случилось…