— Я сделала так, как мне велели.

— Вот мы и здесь. Путешествуем, как велели.

— Но ты-то хотя бы можешь двигаться и не мерзнуть, — жалобно сказала она. — Нельзя ли и мне верхом?

— Миледи матушка короля сказала, нельзя.

Она скорчила рожицу, но смолчала.

— Впрочем, если хочешь, можешь остаться здесь, — отрывисто сказал он так, словно ему недосуг со всем этим разбираться.

— Нет, — вздохнула она, — конечно же, нет. — Каталина забралась в паланкин и отдалась в руки служанок, которые укутали ее платками и одеялами.

Принц, кланяясь и улыбаясь горожанам, собравшимся по обочинам, чтобы приветствовать наследника, выехал из Оксфорда во главе обоза. Каталина же задернула занавески, спасаясь от холода и любопытных взоров, и народу не показалась.

Пообедать они остановились в замке, случившемся по пути, и Артур направился к входу в дом, даже не подойдя справиться, как она, помочь ей выбраться из носилок. Хозяйка замка, взволнованная приездом гостей, поспешила поздороваться с принцессой и, видя, что та еле держится на ногах, что лицо у нее белое до голубизны, а глаза покраснели, воскликнула:

— Ваше высочество, да вы здоровы ли?

— Я окоченела, — с самым несчастным видом сказала Каталина, — промерзла до самых костей. Никогда в жизни мне не было так холодно!

За обедом она почти не ела, и выпить вина ее уговорить не сумели. Выглядела же принцесса так, словно сейчас упадет от усталости, однако ж, едва все встали из-за стола, Артур приказал трогаться в путь, поскольку до ранних зимних сумерек требовалось преодолеть еще двадцать миль.

— Разве нельзя остаться? — шепотом, торопливо спросила Мария де Салинас.

— Нельзя, — коротко сказала принцесса и поднялась с места. Но когда растворили высокую дверь, ведущую во внутренний дворик замка, резкий порыв ветра занес внутрь стайку снежинок, и те закружились, заплясали вокруг отъезжающих, воскликнула, пошатнувшись: — Боже, дорогу заметет, мы заблудимся!

— Не заблудимся, я знаю дорогу, — отрезал принц и, выйдя во двор, решительно направился к своему коню.

Хозяйка замка послала слугу в кухню, чтобы тот сбегал за раскаленным камнем — положить его в носилки к ногам Каталины, сама усадила принцессу в паланкин, укутала одеялами и укрыла меховой полостью.

— Я уверена, ваше высочество, принцу не терпится поскорей показать вам свой замок Ладлоу, — сказала хозяйка, пытаясь представить ситуацию в наиболее выгодном свете.

— Замучить меня поскорей — вот что ему не терпится, — отозвалась Каталина, позаботившись, впрочем, произнести это по-испански.

Створки ворот со стуком закрылись. Теплый, обжитой замок остался позади, а они повернули на запад. Было всего два часа пополудни, но под тяжелыми снеговыми тучами в косых лучах белесого солнца казалось, что холмистый ландшафт излучает зловещее сероватое сияние. Дорогу, две бурые колеи, змеившиеся по бурым полям, на глазах заметало. Артур, напевая, скакал впереди. Паланкин Каталины тащился следом. При каждом шаге мулов ее бросало из стороны в сторону, и, чтобы не упасть, синими, одеревеневшими пальцами она держалась за боковину. Занавески, худо-бедно спасавшие от снега, не спасали от ветра. Отвернув уголок, чтобы взглянуть на окрестности, она видела лишь белое мельтешение снежинок и низкое, темнеющее с каждой минутой небо. Снеговые тучи сгущались над маленькой кавалькадой, прокладывающей себе путь по белой земле под серым небом.

Лошадь Артура бодро шла галопом, принц уверенно сидел в седле, руки в перчатках, в одной поводья, в другой кнут. Под коротким камзолом из толстой кожи — теплая шерстяная поддевка, на ногах — мягкие, удобные кожаные сапоги. Трясясь в своем паланкине, Каталина смотрела, как он скачет, до того замерзшая и несчастная, что не было сил даже его презирать. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он подъехал сейчас и сказал, что они почти что приехали, почти дома.

Прошел час, мулы брели по дороге, низко опустив головы, встречая лбом западный ветер. Снег усилился. Каталина свернулась клубком под одеялами, прижав к животу уже остывший камень, нырнув с головой под меховую полость. Ноги совсем окоченели, в прорези занавесок врывался ветер, и то и дело она ежилась от его ледяных укусов.

Вокруг мулов с носилками, в которых заживо замерзала Каталина, гарцевали всадники, перекрикивались, посмеивались над погодой, предвкушая, как плотно поужинают, когда доберутся в городок Бурфорд. Казалось, голоса их доносятся откуда-то издалека. От холода и усталости Каталина проваливалась в сон.

Из тяжкой дремоты выбралась она, когда паланкин опустили на землю и раздвинули занавеси. Волна холодного воздуха ударила в лицо, она недовольно вскрикнула и накрылась с головой.

— Инфанта? — забеспокоилась донья Эльвира. Дуэнья, ехавшая на своем муле, ничуть не замерзла. — Благодарение Богу, наконец, мы на месте!

Каталина не шевельнулась.

— Что такое? — раздался голос Артура. Он видел, что носилки опустили на землю, что над ними склонилась дуэнья. Видел, что груда тряпья и мехов в носилках не подает признаков жизни. Мелькнула неприятная мысль, что принцесса, может быть, заболела. Мария де Салинас бросила на него укоризненный взгляд. — В чем дело?

— Все в порядке, — выпрямилась донья Эльвира, заслонив собой паланкин и Каталину. Принц соскочил с лошади и направился к ним. — Принцесса просто уснула. Сейчас она приведет себя в порядок.

— Я хочу ее видеть.

Уверенной рукой принц отстранил дуэнью и встал на колени перед носилками.

— Каталина, — тихо позвал он.

— Я замерзла, — тоненьким голосом отозвалась она, подняла голову, и он увидел, что лицо у нее белое как снег, а губы посинели. — Я т-так з-замерзла, что умру, и тогда ты будешь счастлив. Похоронишь меня в этой ужасной стране и женишься на какой-нибудь глупой, толстой англичанке… а я никогда, никогда не увижу… — И залилась слезами.

— Каталина! — пробормотал он в изумлении.

— Никогда не увижу матушку… Но она поймет, что ты замучил меня в своей ужасной стране…

— Я тебя не мучил! — взвился он, совсем не думая о том, что вокруг люди. — Ради бога, Каталина, это не я!

— Ты жестокий, — посмотрела она ему прямо в глаза. — Ты жестокий, потому что…

Но ее залитое слезами, несчастное белое лицо было красноречивей всяких слов. Сейчас она была такой же, как одна из его сестер, когда ее отчитывала бабушка, мать короля. Сейчас она выглядела не как оскорбительно надменная задавака, испанская принцесса, а совсем как девочка, которую довели до слез, и принц понял вдруг, что до слез ее довел именно он. Это он заставил ее весь день ехать в холодных носилках, в то время как сам гарцевал и радовался тому, что ей плохо.

Он отыскал в тряпье ее маленькую ледяную руку. Виновато поднес голубоватые пальчики к губам, поцеловал, а потом принялся греть их своим дыханием.