— Нет, мам, не скажу.

— Ну, хоть порядочный человек? Хотя какой уж там — порядочный! Разве порядочный от своего ребенка откажется. Он хоть знает иль нет?

— Нет. Не знает. И никогда не узнает. Извини, так получилось.

— Да ладно уж загадками-то говорить! Ты запомни, все загадки жизнью когда-нибудь разгадываются. Попомни мое слово, все равно разгадываются. А пока бы к Славке все ж присмотрелась. Катали бы колясочку-то вдвоем…

— Мам, да я и не видела его ни разу, как Вероника родилась! О чем мы вообще говорим?

— Так а чего, это проблема, что ли? Давай я парня в гости позову! Ты же все время дома сидишь, где он тебя увидит? А сам сюда заявиться стесняется. Ты сейчас кормящая мать, понимать надо. Не всякий мужик решится вот так, с бухты-барахты. А лучше мы вот что, Надька, сделаем… — хитро сощурив глаза, приблизила лицо мама. — У тебя же день рождения в октябре, мы его пригласим! Стол накроем, все честь по чести…

— Нет, мам. Не старайся так. И стола накрывать не надо, и Славки тоже. Я как-нибудь сама.

— Ну, смотри, не пожалей потом.

— Не пожалею!

Встреча с ним тем не менее состоялась именно в октябре. Так уж получилось, что в октябре Машкина и Валеркина свадьба была, и Надька вырвалась из дома на часок, чтобы поздравить одноклассников со знаменательным событием. Свадьба была, конечно, скороспелой — у Машки живот под белым платьем уже порядочный наметился. Сидела за столом рядом с Валеркой — гордая, довольная, счастливая. А муж не так чтобы уж слишком счастливым смотрелся. А в загсе, говорят, вообще цирковой номер выдал! Когда тетка с лентой через плечо спросила торжественно — согласен ли, мол, жених взять в жены Марию Огородникову, пожал плечами и вместо традиционного «да» проговорил громко: «А чего еще делать, раз мамка заставила…» Все гости, говорят, так и покатились со смеху.

— Поздравляю вас, ребята! — Надя протянула приготовленную в подарок коробку с чешской хрустальной вазой, которую мама скрепя сердце вытащила из своих запасов.

Это даже и не запасы были, а, как мама говорила, приданое. Смешно звучит! Оказывается, она для младшей дочери много лет всякие одеяла-покрывала, ложки да плошки в заветное место складывала! А дочь ее обманула, выходит… Не пригодилось, прахом пошло.

— Ой, а что там? — поправляя съехавшую на лоб громоздкую фату, приоткрыла коробку Машка. И тут же захлебнулась восторгами: — Ух ты, красотища какая! Смотри, Валерка, это же богемский хрусталь! У нас в доме сроду такой красоты не было, папка все пропивал…

— Угу, — пьяно икнул Валерка, разочарованно глянув в коробку с подарком. — Спасибо, Надька, в хозяйстве все пригодится…

— Дурак, напился уже, — благодушно махнула ладонью Машка, — не обращай внимания. Главное, расписались, а то я, видишь, с пузом хожу.

Ее полное краснощекое лицо растянулось улыбкой самодовольства, но тут же скукожилось неловкой озабоченностью:

— Ой, Надька, а ты-то как?

— А что — я? Все хорошо, Маш.

— Да рассказывай — хорошо… Что, отец ребенка так и не объявился?

— Нет. Не объявился.

— Да, плохо дело… А может, через милицию попробовать?

— Зачем? — весело рассмеялась Надя, глядя, как Валерка за спиной у Машки торопливо приложился к рюмке с водкой.

— Ну как зачем… Пусть хоть алименты платит, если жениться не захотел… Валерка-то на мне ни за что бы не женился, а так, видишь, свадьба…

Словно в подтверждение слов гости дружно закричали «горько!», и Машка по-хозяйски подхватила молодого мужа под локоток, начала поднимать со стула.

— Ну же, Валерка, оглох, что ли… Вставай, целоваться надо…

Она, как и все, захлопала в ладоши, присоединяясь к общему хоровому счету, сопровождающему долгий свадебный поцелуй: раз, два, три… И вдруг поймала на себе с другого конца стола взгляд. Такой внимательный и цепкий, что даже поежилась слегка. Славка. Вот же незадача — теперь обязательно с разговорами пристанет. Надо бы как-то сбежать потихоньку, тем более пора. Поздравила Машку с Валеркой, и будет с нее веселья.

Кто-то включил магнитофон, и гости дружно ринулись танцевать, столпившись на небольшом пятачке, не занятом свадебными столами. Она ловко пробралась меж хмельными жаркими телами, нашла оставленное в сенцах пальто, выскочила на улицу, с удовольствием втянула холодный сырой воздух. Сзади хлопнула дверь, Славкин голос растерянно ткнулся в спину:

— Надь, ты куда?

— Домой. Мне Веронику кормить пора.

— Я тебя провожу!

— Ну, проводи, — вздохнула, смиряясь. Все равно теперь не отвяжешься.

Некоторое время шли молча, обходя по бокам грязные дождевые лужи. Потом Славка проговорил осторожно:

— Значит, дочку Вероникой назвала? — Да.

— Что ж, красивое имя… Ну а как вообще живешь, Надь?

— Да нормально, Слав. А ты как?

— Ну, в общем… Тоже ничего… В институт не поступил, скоро в армию пойду, наверное. А после снова поступать буду. Там, говорят, льготы какие-то полагаются. У меня весной призыв будет…

— Ну, до весны еще далеко, гуляй пока.

— Да, далеко. До весны еще много чего можно успеть. Надь, ты это… Только не говори сейчас ничего, пожалуйста, ладно? Выслушай меня!

— Ну, давай.

— Погоди, с духом соберусь. Волнуюсь, как дурак. В общем… Тут мать твоя к моим приходила…

— Да знаю, знаю. Мне мама уж в этом грехе покаялась. Она твою сильно напугала, наверное?

— Да при чем тут мама, я ж не про маму… Я про нас с тобой хотел… Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, Надь. Знаешь, что с пятого класса тебя люблю. Вот и подумал… Вернее, не подумал, а…

— Да, Славка, ты наверняка не подумал. Остановись, не говори больше ничего.

— Но почему?

— Потому. Пожалей маму.

— Да что ты все — мама, мама… Она, между прочим, совсем не против! Говорит, если женишься да ребенка удочеришь, и в армию весной не возьмут!

— А тебе, значит, не хочется в армию, да?

— Это ей не хочется. А я… Мне… Надь, не сбивай, я же волнуюсь, я и сам хорошо собьюсь… В общем, выходи за меня замуж. Пожалуйста.

Произнеся наконец главное, он будто вздохнул свободнее, расправил плечи, глянул на нее более смело. Протянул руку, ухватился за ладонь пальцами. Цепкими, как у молодого куренка. И заговорил торопливо, проглатывая концы слов:

— Да все будет хорошо! Подумаешь, ребенок! Что я, его испугаюсь, что ли? У ребенка вон бабка есть, а жить будем у нас! Дом большой, нам родители две комнаты на втором этаже отдадут! Потом вместе в институт поступим… А, Надь?

— Ох, Славка, Славка… Я ж говорила — остановись! — тихонько высвободила она ладонь из цепких, нервно дрожащих пальцев. — А теперь тебя отказом обижать придется! Ну зачем, Славка?