– Да, пожалуй, – с сомнением пробормотала она.

Опять наступило молчание. Они прошли сквозь увитую зеленью перголу в парадную часть сада, залитую лунным светом и испещренную тенями. Энтони украдкой посмотрел на свою спутницу: выражение ее лица было задумчивым, пожалуй, даже обеспокоенным, но при этом каким-то застывшим – ничего общего с былой эмоциональностью и переменчивостью. Гамильтон помнил, как выглядела Селия в тот день, когда он узнал о ее помолвке – весело смеющаяся, жизнерадостная, со счастливым румянцем, – и снова задумался, что же пошло не так и насколько омерзительным мужем оказался Бертрам, до неузнаваемости изменивший Селию.

Впрочем, возможно, он ошибается. Ему известно об этом браке лишь то, что рассказал Дэвид. Может быть, ее печаль вызвана скорбью, или чувством вины, или чем-нибудь, вообще никак с замужеством не связанным. Нельзя забывать, что такую Селию он совершенно не знает. Та, которую он знает, остановилась бы в благоговении и восторге, увидев падающую звезду. А эта Селия даже не замечает стремительного движения звезды у себя над головой. Ее глаза устремлены на дорожку, а не на небеса, или на сады, или на него.

– Вы это видели? – негромко спросил Энтони. – В небе? Падающую звезду.

– Да? – Она запрокинула голову, но радость на ее лице так и не отразилась. Селия подняла глаза лишь потому, что он сказал. – Не заметила.

– Вы спрашивали про сплетни, – начал Гамильтон. – Я ответил слишком поспешно. – Она посмотрела на него, но он не отводил взгляд от неба, выискивая другие падающие звезды – звезды желания, как называла их его мать. – Нужно время, чтобы научиться игнорировать слухи. Поначалу хочется знать все, о чем говорят. Невозможно не ужасаться, не чувствовать себя униженным, негодующим, даже разгневанным. Иногда очень трудно сдержаться и не попытаться отомстить хоть как-нибудь. К несчастью, это лишь провоцирует людей сплетничать еще больше, причем ты сам же и подкладываешь дров в огонь. Игнорировать становится все сложнее, потому что сплетники стараются тебя спровоцировать, добиться реакции, заполучить новые темы для разговоров. В действительности это замкнутый круг. Но в конце концов, если старательно и последовательно их игнорировать и давать понять каждому, что ты безразличен, они со временем оставят тебя в покое – отчасти. Иногда остается только надеяться, что кто-нибудь другой совершит более скандальный поступок и тем самым внимание сплетников будет переключено на него.

– Это ужасно, – вздохнула Селия.

– Как мне однажды сказали, существует только одно лекарство – стать как можно более скучным, и тогда интерес сплетников угаснет.

Энтони произнес это непринужденно, гадая, вспомнит ли Селия собственные слова. Какое-то время она молчала, и он украдкой посмотрел на нее. Не помнит, понял Гамильтон, и уже собирался снова заговорить, как на ее лице мелькнула тень понимания.

– Я сказала не совсем это. Ведь вы хотели мне напомнить? Мне кажется, я посоветовала начать вести тихую жизнь, что приглушило бы сплетни о порочности.

– Вы посоветовали завести много детишек и стаю собак. – Селия удивленно посмотрела на него, и Гамильтон, уныло усмехнувшись, постучал себя по виску. – Я помню.

– О да, действительно, я тоже вспомнила, – медленно проговорила она, слегка улыбнувшись. – Это в тот вечер, когда вы спасли меня от лорда Юстона.

Гамильтон сделал вид, что вздрогнул.

– И самого кошмарного издевательства над поэзией. Ничего ужаснее я не слышал ни до, ни после.

– Вот уж нет. Лорд Фарнсуорт однажды продекламировал собственное поэтическое произведение – «Оду графину с бренди».

– Наверняка чудесная поэма.

Селия даже засмеялась.

– Кажется, да! – Она покачала головой. – Особенно хорошо ему удалось высоко держать графин во время декламации. Это весьма оживило вечер. – Ее улыбка погасла. Селия опустила голову, лунный свет окрасил ее волосы темным серебром. – Я чувствую себя такой лицемеркой, – сказала она. – Не хочу, чтобы люди судачили о моих горестях, но нахожу забавным то, что кто-то стоит на столе и заявляет о своей вечной любви к бутылке.

– Никакая вы не лицемерка, – возразил Энтони. – Пьяный парень, забравшийся на стол и сочиняющий оды дешевому бренди, устраивает публичный спектакль и так и напрашивается стать посмешищем. Фарнсуорт и сам счел это забавным, когда у него перестала болеть голова. А вот личные горести человека редко бывают забавными, и мало кто хотел бы сделать их достоянием общества.

– Однако некоторые находят несчастья забавными, – прошептала Селия.

Гамильтон покачал головой.

– Не забавными, а пикантными. Кому-то нравится быть в курсе забот другого человека, какими бы эти заботы ни были. И дело не в скандалах или шокирующих подробностях; просто эти люди зачем-то стремятся узнать то, на что не имеют никаких прав, да и необходимости в этом знании тоже нет.

Селия довольно долго не отвечала.

– Полагаю, вы правы, – произнесла она после раздумий. – Я никогда не думала об этом таким образом, но… да. Это вполне логично. До чего вы разумны.

– О, наконец-то я сказал хоть что-то разумное сегодня, – улыбнулся Энтони.

– Я уверена, это не первая разумная мысль, которую вы сегодня высказали. – Они дошли до дальнего конца сада. Селия запрокинула голову и посмотрела на звездное небо. – Больше никаких звезд желания, – пробормотала она. – Не везет так не везет – пропустить единственную падающую звезду.

– Можете забрать мое желание, если хотите.

Селия покачала головой.

– Нужно возвращаться. Мама будет волноваться, что я долго отсутствую.

Не сказав ни слова, Энтони направился обратно к особняку. Сад был такой спокойный и мирный, лишь легкий ветерок шелестел в листве. Всю дорогу до дома Селия молчала, а у дверей пожелала мистеру Гамильтону спокойной ночи. Энтони проследил, как она скрылась в доме; сам он еще не был готов вернуться, и расстаться таким образом оказалось проще.

Значит, про нее сплетничают, и Селия об этом знает. Он попытался справиться с зарождающимся гневом в отношении гостей, которым недостает воспитания, чтобы не шептаться о несчастиях пригласившей их хозяйки. Одно дело, когда это происходит в Лондоне, где старые сплетницы ради развлечения готовы уничтожить жизни своих соседей, но здесь… Предполагается, что эти люди друзья Селии! Так сказал Дэвид. И если к ней так отнеслись друзья…

– Леди Бертрам? – Гамильтон вздрогнул, услышав голос, донесшийся с другого конца сада. – Леди Бертрам? – снова позвали Селию.

Энтони прогнал все мысли прочь и повернулся навстречу человеку, шагающему по гравию в его сторону.

– А, Гамильтон, – удивленно протянул Нед Чилдресс. Нед приходился Энтони кем-то вроде кузена. Его отец был кузеном лорда Уорфилда, дядюшки Гамильтона, и они с Недом мальчишками провели не одно лето в шотландском имении Уорфилда. Нед был одним из немногих друзей Энтони. – Я искал леди Бертрам. Вряд ли ты ее видел?