некому было из актива поручить. Всё знакомство с пчеловодством у Кузьмы Дорофеевича заключалось в том, что у его престарелого тестя когда-то был пчельник из пяти ульев. И он, Кузьма, будучи ещё молодым, как зять частенько бывал на пчельнике — видел, как пчёлы летают, как они садятся около летка улья, как вползают и выползают из щели, пробовал пальцем на язык свежий, ещё тёплый, только что откаченный из сотов янтарный мёд. Помнит Кузьма и то, как однажды, будучи под хмельком, его больно ужалила пчела в бровь, отчего он затопал, заплясал на месте, зажав ладонью глаз. Вот, пожалуй, и все его навыки в делах пчеловодства. «Конкретнее-же какая-то пчела-нелюдимка не узнала меня, остальные-то меня знают!» Конкретнее сказать, Кузьма в этом щекотливом деле понимал столько же, сколько понимает свинья в астрономии. Но, тем не менее, над одиннадцатью ульями с пчёлами, отобранными у мельника Матвея Кораблёва, кому-то надо присматривать, так это дело и поручило правление колхоза Оглоблину Кузьме. За надсмотр и руководство над пчёлами Кузьма взялся рьяно и с большой охотой. С весны ульи с пчёлами вывозили к лесу и располагали их в ивовом кустарнике на сухом «поганом болоте». Пасеку оставляли на попечение сторожа Якова Забродина, а сам пчеловод Кузьма из-за занятости редко, когда её навещал. До самого августа Кузьма не откачивал мёд, отговариваясь тем, что пчёл тревожить не надо, так они больше натаскают мёда. Но досужие ребятишки в отсутствие сторожа ухитрялись забраться в ульи, лакомились медком, выдирая его из рамок с сотами. Осенью Оглоблину предложили своевременно улья убрать в помещение на зимовку, на что он с видом знатока отговорился: «Ещё рановато, пусть они ещё потаскают медку, всё в колхозе будет приполну больше. А когда с наступлением заморозков шесть пчелиных семей погибли, ребятишки (и собаки) безбоязненно стали вскрывать ульи и лакомиться мёдом. С лихим торжеством ребятишки носились по селу с медовыми рамками, смачно сосали их, сами мазались мёдом и мазали им девкам сарафаны и голые ноги. Обеспокоенных бесхозяйственностью колхозников Кузьма успокаивал, говоря: «Нынче год такой, не медоносный — я тут не при чём!» Его из пчеловодов сняли. При сдаче новому пчеловоду оставшихся ульев с пчёлами, он с хладнокровием сказал: «Всё равно пчёлы тебя слушаться не будут, без меня дело не пойдёт. Всем пчёлам придёт капут!»