Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глыба навсегда запомнил случай, врезавшийся в память. Загремел он в ходку на пятнадцать лет. В саму Воркуту увезли его хмурые конвоиры. А через два месяца вызвали его на личное свидание с матерью.
Когда Глыба вошел в комнату, чуть дара речи не лишился, узнал Шакала одетого в бабье.
Вместо сисек — пачки чая, вместо задницы — грелка с водкой. На животе — мешок с купюрами. Он и помог… Вырвал Шакал Глыбу из зоны на вторую ночь. Увез в купированном вагоне к морю, к малине. Заставил забыть все.
Глыба всегда помнил тот случай. И Шакала, который вмиг понял удивление кента. И чтобы тот не выдал ненароком, кинулся на шею, со словами:
— Сынок, родный цыпленок! — целовать стал.
Глыба долго смеялся, вспоминая то свидание. Конечно, не
его одного вытаскивал из ходок Шакал. Все кенты были ему обязаны. Пахан никогда, никому не напоминал о своем.
Молчал и Глыба. Лишь радовался, тряхнуть банк в Брянске было его заветной мечтой. Ведь именно в нем остались отнятые реформой деньги. Именно там обманули, отняли все, посулив красивую сказку, бросили в пропасть.
Глыба торжествовал. Он отомстил. Вернул свое с лихвой. Не шевельнув пальцем, не голодая. Костя дрожал от радости.
Нет у него квартиры, лишь тюремные камеры, да холодные шконки в зонах стали его пристанищем. Давно вышла замуж Настя. За другого. Теперь уж, видно, свекровью стала, а может и бабкой…
Она забыла Костю. Да и он уже совсем редко вспоминал ее. К чему пустым голову забивать? — накрывает на стол, поторапливает Задрыгу. Та вдруг остановилась, в окно уставилась. Внимательно следила за мужиком, какой гнался с сеткой за собачонкой. Та удирала от мародера с визгом. Вот она забилась под порог хазы Шакала. Мужик развернул сетку и длинной ручкой выковыривал псину из-под порога. Прислушивался, что творится за дверью.
Задрыга тихо вышла в коридор. Резко открыв дверь, сшибла с ног Егора. И ухватив сетку, изорвала, изломала в щепки.
— Чего тут шаришь, ворюга вонючая? Что высматриваешь? Или шею давно не ломали гавенной кучке? А ну! Пошел вон! Не то бабам скажу! Они тебе живо яйцы вырвут! — кричала во все горло.
— Да тихо ты! — приложил палец к губам. И сказал шепотом:
— Ты не ори, как оглашенная. Мне другие нужны. Слышь, может видела? Говорят, ворюги тут скрываются. Мужики! Днем спят, ночами город грабят. Слыхала про таких? — подошел к Задрыге поближе. И вытащив измятый рубль, пообещал:
— Расскажешь, на конфеты дам…
Задрыга засопела, уставившись на рубль, закрутила острым задом на чурбаке, шумно сглотнула слюни.
— А ты меня возьмешь с собою воров ловить? — спросила тихо.
— С этим милиция управится и без нас, — ответил ей на ухо.
— Я сама не знаю, но от мамки слышала, что все воры теперь на кладбище прячутся. В город показываться боятся. Зато мимо кладбища — не проходи. Всех ловят. И детей…
— Это брехня! Зачем ворам дети? Ты такая большая, а в
глупости веришь? — удивился Егор. И заглянув через плечо девчонки в коридор, спросил:
— А ты чья будешь? Что-то я тебя никогда раньше не видел здесь.
— С деревни мы. Недавно сюда перебрались, — наблюдала Задрыга за Егором. И все думала, как с ним разделаться, как вдруг внезапно ее одолел приступ кашля.
— Что это с тобой? От чего так заходишься? — удивился Егор.
— Чахотка у нас. Семейная болезнь. Оттого с деревни уехали. Нас там никто к себе не пускал. Заразы боялись. У мамки, когда кашель одолевает, кровь с горла идет. А меня за это из школы убрали. Сказали, ни к чему учиться. Все равно скоро помру…
Егор, услышав это, подскочил как ужаленный, заспешил к повозке.
— Дядь! Рубль дай! На конфеты! Ведь обещал! А то собак выпущу! — пригрозила Капка. Но Егор ударил кнутом по бокам лошадей. Те взяли с места рысью. Далеко-далеко разносилась мужичья брань.
— Послали, матерь вашу, к беркулезным, какие не то землю, воздух портят! Они и без вас, милиционеров, скоро на погосте будут. Тоже мне — воров искать отправили серед инфекции! Я еще себя не проклял, чтоб заразу подхватить! Сами воров ищите в своих Заломах. С меня будя! Не свихнулся! И на собачках проживу! — Мчался, поднимая пыль по дороге.
Задрыга вернулась в хазу хохоча.
— Фискал засветился! Осведомитель от лягашки! — рассказала фартовым, что случилось во дворе.
Законники Черной совы слушали молча. Не смеялись.
— Срываться надо! — хмуро обронил Глыба, оглядев кентов.
— Смотаемся. Но прежде Дрезине долю надо отвалить, — напомнил Шакал и разделив долю пахана на всех кентов, повернулся к Задрыге:
— Мы к Дрезине хиляем. Помнишь его хазу?
Капка кивнула.
— Туда возникнешь, если совсем хило будет. Доперла? Менты могут сюда притащиться. Отмылься от них. Коли приморятся — на крыльце ведро оставь. Мы его приметим!
— Куда им после сявки! Они за свою шкуру держатся! — не поверил Таранка.
Боцман потрепал Капку по голове, сказав короткое:
— Отдохни от нас, кентуха!
Фартовые ушли, не ожидая наступления темноты. Шакал
решил, вернувшись в хазу, собраться в дорогу и уехать из Брянска надолго.
Законники шли под «маскарадом». Их невозможно было узнать даже опытному следователю. Парики, накладная борода у Шакала, усы и бакенбарды, изменившие лица до неузнаваемости. Они понимали, милиция не сидит сложа руки. И будет искать их повсюду.
Фартовые заметили нездоровое оживление на городских улицах. Жители уже узнали о случившемся в банке и разносили слухи, один другого невероятнее:
— Всю охрану убили изверги! Никого в живых не оставили! Вот дожили! Скоро из дома не выйдешь! — охала толстуха среди улицы, рассказывая встречным об услышанном.
— Да никого не убили! Деньги унесли и все! — оборвал мужик из окна.
— Кто бы дал им так запросто украсть! Знамо, без крови не обошлось! — не соглашалась баба.
— Говорят, из Ростова воры приехали. Их уже поймали. Десять бандитов!
— Слыхал, всех собак отравили, свет обрезали, телефоны и сигнализацию отключили! Вот скоты! Работать и жить как нормальные люди не хотят! — размахивал руками старик, сидя на скамье среди старух.
Глыба, проходя мимо, зубами скрипнул. Эх, сказать бы старому козлу, — подумалось невольное. Но прошел мимо молча.
То тут, то там, в машинах и пешком, сновала по улицам милиция, вглядываясь в лица горожан, словно впервые их увидела. И фартовые, от греха подальше, скрылись в боковые проулки — тихие и неприметные…
Следователь Васильев с нетерпением ждал возвращения Егора. Тот, едва вошел в кабинет, злобой зашелся, мол, зачем милиция его здоровьем рискует. И рассказал о случившемся.