Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бешт решил помочь опришкам и спрятал их в пещере, находившейся за водопадом. Отрядом опришков руководил Довбуш. За спасение он подарил реб Исроэлю свою трубку. Именно эта трубка, впоследствии, появлялась в разных историях, связанных с Бештом, и курил он ее до конца своих дней.
По другой версии, Бешт спрятал их от австрийской полиции в пещере с подземными ходами, по которым Олекса Довбуш с отрядом ушел от преследователей.
Существует и вариант, в которой Бешт не просто спрятал Довбуша: тот был в бою тяжело ранен, и Бааль-Шем-Тов в течение нескольких недель его лечил, пока Довбуш снова не обрел силу. После этого они побратались, и в знак братства обменялись «люльками» (трубками). Впрочем, иногда история об исцелении Бештом Довбуша рассказывается отдельно.
В гуцульском фольклоре первая встреча праведника и разбойника описывается несколько иначе, и вот как она звучит в поэтическом переложении Даниэля Клугера[101]:
Как-то раз надумал Довбуш к рабби Бешту в дом вломиться,
Чтоб разжиться у раввина и деньгами, и вином.
Вышиб дверь, и на пороге встал: в одной руке рушниця,
А другой сжимает саблю, сердце ходит ходуном…
Было то в канун субботы. Видит легинь — стол накрытый.
И хозяин с полным кубком во главе стола стоит.
И воскликнул грозно Довбуш, тот разбойник знаменитый:
«Ну-ка, гостю ставь горилку да вино, поганый жид!»
Но как будто не услышал ватажка хозяин дома,
Молча он смотрел на кубок, лишь губами шевелил.
Разозлился крепко легинь: «Тут клинок, а не солома!»
Ухватил он рабби Бешта и тряхнул, что было сил.
Покачнулся реб Исроэль, покачнулся полный кубок,
Капля винная упала на разбойничий клинок.
Охватил Олексу холод, вмиг заледенели губы,
И разжались пальцы сами, отпустили черенок.
Испугался грозный Довбуш — что за чудо приключилось?
Ухватил разбойник саблю, а поднять ее не смог!
Лег клинок у ног Олексы… Капля алая дымилась…
И попятился разбойник, и споткнулся о порог.
Рабби Бешт благословенье дочитал и улыбнулся
«Проходи, — сказал негромко, — с миром ты, так пей и ешь!»
С той поры во все субботы Довбуш сабли не коснулся:
Больно тяжкой становилась от вина, что прóлил Бешт.
И пошла молва в Карпатах: по субботам Довбуш славный
Безоружен, беззащитен, будто малое дитя.
Собрались враги Олексы, и сказал им вóрог главный:
«Коли так — пойдем в субботу и возьмем его шутя!»
Вот тишком они подкрались, вот они ввалились в хату,
Что стояла за пригорком, на окраине села.
Как тут голыми руками отобьешься от проклятых?
А они в лицо смеются: «Довбуш, смерть твоя пришла!»
Только Довбушева сабля, что лежала в ножнах тихо,
Вдруг взлетела и влетела прямо в руку ватажку.
И взмахнул Олекса саблей, да еще присвистнул лихо,
Побежали прочь злодеи по весеннему снежку!..
Было так, иль сочинили — неизвестно и поныне,
Только все же верят люди в те чудесные дела.
С тех времен по эту пору говорят на Буковине,
Будто силой капли алой сабля душу обрела.
* * *
С Олексом Довбушем фольклор связывает и другое предание о Беште и разбойниках, хотя «Шивхей Бешт» приводит его без указания имен. Да будет позволено автору привести эту историю в более живом, чем в «Шибхей Бешт» переложении Эзры Ховкина:
«Однажды пришли к Исройлику те самые разбойники и сказали:
— Мы знаем, что ты давно мечтаешь побывать в Эрец-Исраэль. Пойдем, мы покажем тебе тайный путь через горные пещеры и подземные реки…
Поверил или нет Исройлик разбойникам, но он решил пойти с ними. Долго продвигались они в темноте пещер, пока не наткнулись на ущелье, дно которого было покрыто жидкой грязью, так что ни ступить туда, ни поплыть… Через ущелье была перекинута доска, по которой разбойники стали переходить на другую сторону. А чтобы не потерять равновесие, они опирались на шест, который втыкали в грязь.
Исройлик, который никогда ничего не боялся, вдруг почувствовал, что ему нельзя переходить на тот берег, что там поджидает его опасность, из которой не выбраться живым. И он остался, а спутники его двинулись дальше.
Оглядевшись вокруг, Исройлик сказал себе:
— Всевышний не зря привел меня в эти места. Наверное, какая-то работа приготовлена мне здесь…
Не успел он закончить, как грязь с чавканьем разлетелась в разные стороны и на берегу показалась лягушка величиной с украинскую хату. Исройлик спросил, глядя на это создание:
— Кто ты?
— Я был талмид-хахам, мудрец Торы, — отвечала лягушка. — А теперь моя душа поселилась в теле этой твари…
— За какие же грехи ты был так наказан?
— Однажды я поленился сделать омовение рук. И ангел-обвинитель стал кричать на Небесном суде: „Мудрец Торы нарушил заповедь мудрецов! Накажите его!“ Но ему ответили, что за такой проступок даже мудрецам большого наказания не полагается. И тогда он подсунул мне еще одно нарушение, и я опять нарушил, и еще одно — и я снова… Дело дошло до того, что я совсем перестал соблюдать приказы Торы…
— Неужели тебе ни разу не приходила мысль о тшуве, раскаянии?
— Приходить-то приходила, но для этого нужны силы, а я никак не мог с ними собраться. Обвинитель подсунул мне любовь к спиртному. Так что я или пил, или грешил. Всему на свете приходит конец, и вот я оказался на Небесном суде. Там решили, что поскольку мой самый первый грех связан с водою, то мою душу нужно послать в тело животного, которое живет у воды. И вот я сижу в этой грязи уже пятьсот лет, и нет мне спасения…
— Но ведь рабби Ицхак Лурия из Цфата помог душам многих грешников, — сказал Исройлик. — Почему же твоя душа не поднялась отсюда?
— Для тикуна — исправления души — нужно, чтобы рядом оказался еврей, — объяснила лягушка. — Чтобы он произнес благословение или хотя бы подумал о святом. Но в том и заключается мое наказание и моя беда, что не заходят евреи в эти темные
