Когда я подошел к школьным воротам, то, к ужасу своему, увидел, что они заперты. Теперь я должен был либо найти способ перебраться через стену, либо позвонить в колокол и принять неизбежное наказание от преподобного Брэнсби.

Вдруг кто-то ухватил меня сзади за сюртук. Повернувшись, чтобы высвободиться, я увидел узловатые пальцы, вцепившиеся в ткань. Меня держал тощий человек с прямыми седыми волосами, в поношенной одежде. Он был, вероятно, средних лет, но казался стариком, изможденным и больным – таким же, как нищие, которых я видел в Лондоне. Я попытался вывернуться, но он держал крепко.

– Я знаю, кто ты, мальчик. Я знаю, кто ты, – прошептал он.

Его затхлое дыхание ударило мне в нос.

«Что? Кто вы?» – хотел было ответить я, но не сумел разомкнуть губ.

Я рванулся прочь, но седой человек только крепче стиснул хватку. Тогда я дотянулся до шнурка колокола и дернул что было сил.

Седой полез в карман и молча вынул руку. Блеснуло серебром, воздух рассекло лезвие ножа.

– Скажи своей маме: я знаю, где ты, – прошипел он.

Я не мог отвести взгляда от его глаз.

– Я знаю, где ты.

С этими словами он исчез, точно сам дьявол. Я стоял в оцепенении, пока звук приближающихся шагов из-за ворот не обратил мой страх в слова.

– Помогите! Впустите меня! – закричал я. – Убивают!

За решеткой ворот показалось встревоженное лицо молодой горничной Бесс.

– Во имя Господа! Входите скорее, молодой человек.

Я беспомощно встряхнул прутья.

– Сбежал, а теперь не войти? Ох и попадет тебе!

Вытащив из кармана передника связку ключей, Бесс отворила ворота. Я был одним из ее любимчиков, и, признаюсь, ее вид подействовал на меня успокаивающе и исторг слезы из моих глаз.

– Ох, прекрати, – сказала она, втаскивая меня внутрь и ероша мне волосы.

– Но этот человек… – пробормотал я, заикаясь от слез.

– Какой человек? Я никого не видела.

– Он убежал, а сначала пытался убить меня. Смотрите.

Я похлопал себя по спине и выставил руки перед собой, думая, что они покрыты кровью.

– И руки-то какие грязные! Идем умываться.

Втолкнув меня в дверь, она увидела длинный разрез внизу моего сюртучка.

– Вот маленький разбойник! Вам же только в этом месяце выдали новые!

– Я не виноват! Тот человек – он хотел воткнуть в меня нож, а потом убежал!

– Рассказывай сказки! Сбежал из школы, да еще новый сюртук испортил. Ох, надо бы сказать преподобному Брэнсби…

«Я знаю, кто ты, мальчик…»

Шепот напавшего вновь раздался у меня в голове, и я снова разрыдался.

– Перестань притворяться, – проворчала Бесс. – Сюртучок попробую починить после ужина. Но не вздумай опять выкинуть что-нибудь подобное. Понимаешь, сколько неприятностей мог бы нажить?

Я кивнул. Слезы текли по щекам. Неприятностей могло бы выйти много больше, чем думала Бесс. Я не сомневался, что этот седой раскромсал бы меня на куски, не догадайся я позвонить в колокол.

В конце концов Бесс сжала меня в объятиях и сказала:

– Ты хороший мальчик. Только больше никаких слез и вранья. Обещай.

С этими словами она отстранила меня и вытерла мне слезы.

– И я обещал, – сказал я Дюпену, выслушавшему мою историю предельно сосредоточенно. – Но я не понимаю, почему она заставила меня пообещать больше не врать, а потом велела нарушить обещание и никому не рассказывать правды о том, что произошло на Черч-стрит.

– Напавший на вас разрезал вашу школьную курточку, – проговорил он. – Очень интересно.

– В каком смысле?

Я до сих пор был потрясен силой и яркостью овладевших мной воспоминаний.

– От вашего внимания не могло ускользнуть, что, разрезав вашу одежду, седой старик намекал на преступления ваших бабушки и деда.

Я почувствовал себя так, будто из меня разом вышибли дух.

– Конечно, нет. Это… немыслимо. Почему напавший на меня думал, что я знаю хоть что-нибудь о преступлениях, якобы совершенных моими предками? Чего он мог добиваться, пугая меня у школы?

– Пока это неясно. Но мы можем с уверенностью предположить, что, кто бы ни преследовал вас сейчас, он как-то связан с тем стариком и с женщиной, которая на вас напала. У вашего врага – а это определенно враг, – видимо, есть какой-то сложный план, и мы должны полагать, что он желает вам зла.

– Желает зла? – воскликнул я. – Но почему?

– В настоящий момент мы не можем этого знать. Нужно быть начеку и, конечно, нарушить этот план.

– Мне очень трудно принять все это, Дюпен. Если у меня есть некий враг с гнусными планами, как вы предположили, почему он явился только сейчас, спустя столько лет?

Дюпен остановился перед школьными воротами, изучая школу и окрестности.

– Это нам и предстоит выяснить, – ответил он после продолжительной паузы.

* * *

Обратно в Лондон мы возвращались медленно, и меня одолела усталость. Когда на пути попалась особенно глубокая выбоина, я проснулся и обнаружил, что мы приближаемся к стоянке карет на Бонд-стрит.

– Простите мою невежливость, Дюпен. Ночью я плохо спал.

– Это понятно, учитывая обстоятельства, – сказал он.

Мы дошли до «Аристократической гостиницы Брауна» и забрали наши ключи у стойки. Обернувшись ко мне, Дюпен слегка поклонился.

– Путешествие оказалось весьма познавательным. Не поужинать ли нам у меня? Например, в восемь?

Все, чего мне хотелось – это поскорее завершить этот ужасный день, но пытливый взгляд Дюпена наверняка отметил бы мою слабость, и я не смог отказаться.

– Конечно. В восемь буду.

– Отлично.

Дюпен поднялся по лестнице и исчез, не говоря более ни слова. В обычной ситуации я бы почувствовал себя обиженным столь торопливым уходом, но вместо этого почувствовал облегчение. Я жаждал забыться сном хотя бы на несколько часов. Я шагнул к лестнице, но голос портье обратил меня в камень.

– Ваша почта, сэр.

Мне следовало бы безмерно обрадоваться его словам, так как это наверняка прибыло, наконец, письмо от мистера Диккенса, но кожу на шее стянуло, словно от морской соли, а ладони взмокли. Я принял два конверта с моим именем, написанным незнакомым почерком, шепотом поблагодарил портье и ушел к себе в номер.

Страх перед тем, что могли содержать письма, был так велик, что я не решился вскрыть их сразу. Некоторое время я собирался с духом, снимая пропотевшую рубашку, смывая тонкий слой пыли с лица, шеи и волос. Немного успокоившись, я задернул шторы и зажег свечи, чтобы создать более спокойную обстановку. В конце концов, собрав всю волю в кулак, я надорвал первый конверт. Это было письмо от мистера Диккенса.