Позвольте преподать вам несколько уроков, как следует сделать образ достовернее. Иначе в один прекрасный день ваша маска упадет с лица, и, учитывая специфику постановки, последствия будут намного серьезнее, чем град гнилых овощей из зала. Для начала – походка. Она явно слишком грациозна для мужчины в поисках приключений – шаги слишком мелки, руки на ходу неподвижны. Молодой человек должен ступать уверенно, развязно, голова высоко поднята, мощные взмахи рук как будто движут его вперед. Руки при этом движутся от бедра, как при известном жесте, выражающем похоть – не нужно размахивать ими из стороны в сторону, точно доильщица. Когда девица избавится от одежды, нужно смотреть на нее, не отвлекаясь, и выказывать одобрение. Вы же совершили непростительную ошибку, отведя взгляд от девиц во всей их красе и воззрившись на меня. На «матушку» это произвело совершенно неверное впечатление. Брат мой, если уж вы намерены свободно рыскать по вечернему Лондону, вам необходимо тщательно изучить повадки представителей сильного пола и перенять их в совершенстве.

С заботой и преданностью,

Ваш родич.

Джермин-стрит, 93, Лондон

25 сентября 1789 г.

Брат мой, многогрешный плутище!

С готовностью прошу прощения за сомнительное исполнение роли. Признаю: меня втянули – в буквальном смысле слова – в совершенно неожиданную ситуацию, и это не могло не сказаться на моей игре. Но не могу сказать, будто сожалею о неверном впечатлении от наших отношений, возникшем у «матушки-настоятельницы». Особенно если по этой причине вы в будущем трижды подумаете перед тем, как снова навестить ее обитель. Мне совершенно не доставила удовольствия очевидность вашего весьма близкого знакомства с ней и ее обитательницами.

Не будем забывать и о том, что цель наша – не в том, чтобы убедительно сыграть роль перед проститутками, а в том, чтобы преподать жестокий урок спесивым лондонским леди, уверенным, будто деньги и изящные наряды делают их лучше всех прочих людей. Вспомните эту гнусную миссис Форстер. Разве я ей не ровня? Кто мы – «люди театра» или «лица со сниженным доходом», стоящие много ниже женщины, пусть не отличающейся особым умом или ярким характером, зато упакованной в роскошное платье? Я по рождению принадлежу к тому же классу, что и наши жертвы, и кровь моя не стала жиже в стесненных обстоятельствах!

Однако наша популярность возросла настолько, что следует соблюдать сугубую осторожность. «Транспортация» или смерть нам совершенно ни к чему. Нам предстоит сыграть наше поучительное представление еще для многих.

С уважением,

Ваш искренний помощник.

Блики света проникли сквозь мои веки, и я обнаружил, что лежу одетым поперек небольшой софы. Рукава рубашки были расстегнуты, и на руках обнаружились длинные синюшные полосы. Пахло в комнате как-то странно. Я вдохнул глубже – водоросли, плавник, рыба, пойманная в призрачные сети… Ноги держали плохо, но объяснялось это, скорее, пустым желудком, чем излишком спиртного. Я посмотрел на часы – было пять. Я разделся и попробовал уснуть в своей постели, но провел беспокойные два часа, то уплывая в сон, то выныривая из него. Мне снилось, что я в море – на проклятом корабле, который никогда не причалит к берегу.

В семь я умылся и оделся в чистое, но духовная опустошенность – не апатия, скорее, чувство острой тревоги – не проходила. Что-то преследовало меня ежедневно и ежечасно, его дыхание щекотало мне спину, пока оно дожидалось удобного случая. Неразумно было оставаться одному в таком состоянии, поэтому я прихватил покоробившееся от морской воды письмо и отправился прямиком к Дюпену. Я стукнул всего один раз, и он пригласил меня войти. Дюпен сидел за столом, перед ним стоял сытный завтрак. По ноздрям хлестнул сильный запах рыбы.

– Селедка. Не хотите присоединиться?

Меня буквально парализовало. Он быстро разрезал рыбину вдоль, снял мясо и отложил на тарелку сбоку неповрежденный скелет. Невероятное отвращение захлестнуло меня, когда он отрезал кусочек филе и отправил его в рот.

– Вполне удовлетворительно, – сказал Дюпен, распробовав. – Угощайтесь, прошу вас.

– Спасибо, мне только кофе.

Дюпен пожал плечами.

– Садитесь. И угощайтесь, пожалуйста.

Тут я заметил, что стол накрыт на двоих. Дюпен опередил мой вопрос:

– Я хотел было пригласить вас к ужину, но вас невозможно было добудиться. Я решил, что вы предпочли ужинать в одиночестве, однако надеялся, что вы пожелаете позавтракать со мной.

– На самом деле я плохо себя чувствовал. И у меня странные новости.

Я положил потустороннее письмо на стол перед собой. Дюпен поедал рыбу, ожидая продолжения. Я налил себе немного кофе, быстро его выпил, чтобы избавиться от сухости во рту, и налил себе еще.

– Это письмо я выкинул за борт «Ариэля». А вчера портье передал его мне. Заметьте, что оно побывало в воде и пахнет морем. Кто-то выхватил эти страницы из объятий самого ветра и собрал их вместе. Они были сложены и запечатаны в конверт с моим именем на нем. Никакой записки или обратного адреса нет.

Дюпен доел остатки завтрака, промокнул губы салфеткой, аккуратно сложил ее, отодвинул тарелку и взял письмо.

– Не возражаете?

– Нет. Оно уже больше не тайна.

Дюпен бегло просмотрел письмо и поднял взгляд на меня.

– Вы постарались уничтожить письмо, написанное в мучительном опьянении, чтобы не расстраивать вашу жену.

Я кивнул, вновь ощущая глубину своего ничтожества.

– Но оно самым загадочным образом вернулось преследовать вас.

– Словно проклятие.

– Точно так же, как и ваше «наследство».

– Действительно…

– Я уверен, что совершивший все это – отнюдь не призрак и вполне материален, хоть и пытается убедить вас в обратном.

Я не испытывал такой уверенности, как Дюпен, однако его слова мгновенно успокоили меня.

– Теперь мы можем быть уверены, что ваш противник был вместе с вами на «Ариэле». Нет ли у вас мыслей о том, кто бы это мог быть? Я подозреваю, что он использовал это путешествие, чтобы как следует изучить вас и ваши привычки.

Я постарался подавить ужас, вызванный мыслью о том, что находился, можно сказать, взаперти, на корабле посреди Атлантики – и большую часть времени едва в сознании – бок о бок с человеком, желавшим мне зла. Перед моим мысленным взором промелькнули пассажиры Ариэля, которых я повстречал: мои спасители – доктор и миссис Уоллис, чопорная мисс Николсон, поборник трезвости мистер Эсквит и претенциозный мистер Мэкки.

– Конечно, на палубах были и другие пассажиры, а также моряки, но был один, который с нами обедал и, видимо, желал мне зла. Мистер Мэкки. Он одевался очень вульгарно – все платье в клетку, ярко-зеленый сюртук… Похоже, он был сердит на меня за то, что я раскритиковал какое-то сочинение, им написанное. Я не помню ни текста, ни разговора о нем, но его отношение ко мне было явно враждебным.