потому что Богдан отсутствовал и теперь все шли к нему с различными вопросами.

– Все нормально. Спасибо за чай, – улыбаюсь, принюхиваясь. – С мятой?

– Ага. Мама прислала веточки со своего огорода. Так что натурпродукт, не переживай!

– И не думала.

– Ты так и не рассказала куда ходила с утра. У врача была? Что там?

Айсель присаживается на край моего стола и опираясь на него ладонью, смотрит выжидающе. Отодвигаю подальше свой ноутбук, а после и совсем его прикрываю, в руки хочется что-то взять и покрутить.

Мне не хочется ей ничего рассказывать. О том, что я узнала о беременности, о ребенке, на которого смотрела во время узи и стук сердца, которого услышала сегодня впервые. Я не хочу ни с кем делиться этими знаниями. Это пока только мое.

– Да. Все нормально, сказали попить витаминчиков и спать больше четырех часов в сутки, – теперь моя улыбка получилась какая-то вымученная.

Айсель слегка прищурилась, словно не поверила.

– Понятно, – протянула девушка и встала на ноги, собираясь отойти к своему пустующему рабочему месту.

Левский недавно вышел на перекур и весь наш отдел слегка расслабился без надзора. Некоторые только решили пообедать, хотя время близилось уже к концу рабочего дня.

– Айсель, – говорю тихо, не хочу, чтобы она на меня обижалась.

Мне нужны союзники и друзья, а не враги. Но даже от друзей должны быть секреты. О ребенке первый должен узнать Полянский. А потом я уже решу, что делать с остальными. Если мы решим, что я буду рожать…факт беременности уже так просто не скроешь. Живот когда-нибудь начнет расти.

Инстинктивно кладу на него руку. Мне теперь постоянно хочется к нему прикасаться.

– А?

– Я когда была в клинике видела там Полянского…– понижаю голос до шепота и чуть поддаюсь вперед. – И не одного.

– Со Шпак что ли был?

– С сыном.

Айсель поднимает голову и в ее глазах загораются искорки интереса. Я ни разу не сплетница и не собираюсь рассказывать ей о том, что немного поболтала с мальчиком и он даже смог меня рассмешить. И о том, что его отец предлагал меня подвезти. Опять А потом и сам Даниил пробормотал, что-то вроде он того, что и он не против нарезать лишний круг на машине отца. Я уже собиралась сдаться напору Полянских, но тут старшего опять позвала к себе врач.

– На него похож, да? – произносит Айсель.

– Немного похож. Я особо не рассматривала, – вру.

– Я видела его всего пару раз, мне показалось похож. Правда, всегда хмурый и колючий. Хотя не удивительно…

Даниил, которого видела я был весел и слегка саркастичен. Но никак не хмурый и колючий. У него начинается тяжелый возраст, который я не понаслышке знаю по своим младшим брату и сестре.

– Обычный мальчик. Высокий такой. А где его мама? – вопрос вылетает из меня прежде, чем я успеваю себя заткнуть.

Ну вот. Считала себя не сплетницей, а сейчас я именно этим и занимаюсь. Сбором сплетен.

Айсель едва уловимо хмурится и оглядывается по сторонам, проверяет все ли заняты своими делами и не прислушивается ли кто к нашему разговору.

– У нас обычно об этом не болтают…Но ты недавно работаешь…– бормочет коллега, – В общем умерла она. Пару лет назад. Подробностей не знаю, да и кто спрашивать о таком будет на прямую? Полянский тогда мало времени в офисе проводил не до того было, зато потом как с цепи сорвался, ночевал даже на работе.

– А мальчик? – спрашиваю сипло, чувствуя, как бешено колотится сердце.

– К бабушке отправил. Матери жены. А недавно вот назад забрал. Может быть, потому что жениться решил еще раз? Я не знаю…Левский, – шикает Айсель и опустив глаза, начинает с утроенной силой барабанить по клавиатуре.

Я тоже поспешно открываю свой ноутбук и хватаюсь за мышку. Но ничего не вижу. Перед глазами все плывет и расплывается.

Мне так жалко становится Даниила, что начинает покалывать сердце. Не представляю, что ощущал маленький мальчик, оставшийся без мамы и папы, который решил найти утешение в работе, забыв о собственном ребенке. А потом вспомнил о нем через пару лет?

– Земцова, сходи в приемную к Полянскому. Вот это нужно отнести и попроси у Натальи наши документы назад, – не терпящим возражения тоном произносит Левский, бросая ко мне на стол кипу бумаг.

– Хорошо, – говорю смиренно.

Его временная помощница от него сбежала, проработав всего пару дней. И я ее отлично понимаю и не могу осуждать. Красивый как Бог и неуравновешенный как черт Левский доведет кого угодно.

Утром, когда он отчитывал меня в жесткой форме за опоздание на сорок минут, я решила, что много нервничать мне теперь вредно, поэтому стараюсь не реагировать бурно на его критику и выпады. Просто буду делать свою работу, пока она делается.

– И я надеюсь ты помнишь, что сегодня ты отрабатываешь свое опоздание? Как все уйдут зайди ко мне скажу, что будешь делать.

– Ладно.

Кажется, Илью Юрьевича раздражает моя покорность, но воздержавшийся от дальнейших комментариев, он скрывается у себя в кабинете.

– Какая муха его постоянно кусает? – бормочу, собирая бумаги со стола.

– Скорее какая ему постоянно не дает, – тихо произносит себе под нос Айсель, не отрывая взгляда от своего компьютера.

Я не могу сдержать смешка и откинув косу с плеча иду в сторону лифтов.

В приемной у Полянского его помощницы нет на месте. Кладу документы на ее стол, бегло оглядывая лежащие сверху бумаги, вдруг там есть что-то наше, тогда я заберу и чиркану на стикере ей об этом.

Ничего не обнаружив, я выпрямляюсь и замечаю, что дверь ведущая в кабинет Богдана приоткрыта.

Подхожу чуть ближе и заглядываю внутрь.

– Что значит вы не укладываетесь в сроки? Для кого мы их прописываем в договоре?! Для заказчиков? Нет, в том числе и для себя. Мы обговаривали заранее все возможные форс-мажоры и риски и вы сказали этого времени будет достаточно… – произносит Богдан, слушая ответ своего собеседника чуть нахмурившись.

Я вижу его отражение в большом панорамном окне, за которым загорается вечерними огнями город.

Полянский одетый так же, как утром стоит, опираясь рукой об стекло, прижимая к уху свой мобильный. Я любуюсь его высокой статной фигурой, длинными ногами упакованными в синие джинсы, широкими плечами под темной водолазкой, волосами зачесанными назад и…прикрыв глаза тихо ругаюсь про себя…

Я не должна им любоваться, не должна…но ничего не могу с собой поделать. Я опять кладу руку на мой совершенно плоский живот. Он отец моего ребенка, и он мне нравится. Может быть,