Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бальтазар скривился:
— Ну, здравствуй.
Я сглотнула и едва слышно пробормотала:
— Здравствуй.
Колкий страх поднимался по позвоночнику, заставив вздрогнуть. Бальтазар провел огромной ладонью по моему плечу:
— Помнишь мои руки? — Улыбнулся, провел толстым пальцем по шее: — Конечно помнишь. Хорошо, что я не успел тогда познакомиться с тобой поближе. Как знал…
Я едва шевелила губами:
— Знал что? — слова вылетели раньше, чем я уловила их смысл. Можно было не спрашивать.
Бальтазар шумно выдохнул, раздувая широкие ноздри:
— Из-за тебя убили Добровольца, — припечатал без малейших эмоций. — Или не знаешь?
Я опустила голову, чтобы скрыть лицо.
— Я рада.
Рада. Мартин — бесчестный ублюдок. Я бы убила его собственными руками, если бы духу хватило. Но все это не проясняло моего положения.
— Он был человек. Ты понимаешь? Человек. А убит из-за шалавы. Присунул имперской шлюхе — так что с того? Будто убыло от тебя. — Он обхватил мое лицо широкой ладонью: — Могла промолчать.
Ничего нового. Я уже достаточно наслушалась подобного в свой адрес, чтобы удивляться или злиться. Каждый мне зачем-то пытается внушить, что я шлюха, вещь, имущество. Раздирали вопросы:
— Гектор?
Бальтазар хмыкнул:
— Что?
— Кто его убил? Гектор?
Бальтазар посмотрел на меня, как на дуру:
— Свои своих не трогают.
Жаль. Я выдохнула и опустила голову.
— Он жив?
— Что с ним станется?
Я больше не хотела думать о нем, но от этого знания стало легче. Я бы не хотела, чтобы он пострадал из-за меня. Да и любой другой. Не хочу быть виной чужих бед.
Я посмотрела в черные глаза Бальтазара:
— Кто теперь главный в Котловане?
Бальтазар хмыкнул:
— Допустим, я.
— Зачем вы похитили меня? Отомстить за Добровольца?
Бальтазар повел кустистыми бровями:
— Может быть… — он скрестил могучие руки на широкой груди, на которой едва не лопалась поношенная коричневая темадитовая куртка. — Одного не пойму: почему из-за тебя столько шума? А? Ну, что в тебе особенного? — он не ждал ответов, разговаривал сам с собой. — Высокородная — хорошо. Ну, рожей удалась. Но даже на это всем плевать — это не причина. Знаешь, Мартин до конца не верил, что де Во способен выложить за тебя двести тысяч. А он взял и выложил, мать твою! За что? — он пристально смотрел мне в лицо.
Я покачала головой:
— Не знаю.
Он хмыкнул:
— Вот и я не знаю… А теперь и этот!
Сердце замерло:
— Кто «этот»?
Бальтазар глянул исподлобья:
— Не важно.
Я сглотнула:
— Мне важно.
Он не ответил. Прижал меня к холодной стене, ухватился лапищей за грудь, спустился к бедру, задирая платье. Я пыталась дернуться, но это ничем не помогло.
Бальтазар осклабился, заметив мою хилую попытку:
— Брезгуешь? — его лицо приобрело сардоническое выражение.
Я старалась промолчать, хоть и хотелось сказать что-то едкое, что его заденет.
Он неожиданно убрал руки — я ждала удара. Но Бальтазар лишь облокотился о стену и навис надо мной:
— Ничего, мы не гордые. Нам и так сойдет. Твоя брезгливость не слишком нас волнует.
Окт хохотнул за его спиной, и я вдруг вспомнила, что их двое. Но я была благодарна, что Бальтазар больше не лапал меня. По крайней мере, пока.
Я только теперь огляделась. Наверное, примерно так выглядят тюремные камеры. Или именно так. Конура из серого нешлифованного камня с зарешеченной дверью. За низкой стальной перегородкой в углу унитаз и торчащий над ним кран. Прямо передо мной на стене навесная стальная полка.
Бальтазар вдруг отпрянул, изменился в лице и отошел к двери.
Я услышала размеренные шаги и в ужасе замерла, боясь гадать, кого увижу.
Глава 31
Я вся внутренне сжалась, вслушиваясь в тяжелые размеренные шаги. Воспаленный мозг не выдавал даже предположений. Наемники отошли к стене и почтительно замерли. Слишком почтительно.
Прямо передо мной встал седой, как мука, старик. Высокородный. С белым, все еще красивым лицом, изрытым мелкими сухими морщинами. Тонкая кожа обтягивала правильный, почти идеальный череп. Из левого уха спускалась на плечо длинная серьга с бесцветными искристыми камнями — наверняка, чистейшие бриллианты, которые стоят, сколько я не могу вообразить. Безупречный серый галстук в тон такой же безупречной серой мантии. Старик был настолько безупречен, что это отталкивало. И даже приводило в какой-то затаенный, почти суеверный ужас. Если бы я не знала, что старый Император умер — подумала бы, что это он. Что от меня нужно высокородному педанту? Я умирала от неизвестности.
Он кивнул Бальтазару:
— Развяжите же ее. И оба вон. Ждите за дверью.
Тот подчинился беспрекословно, и я до жжения потирала затекшие запястья.
Имперец долго смотрел на меня, сощурив почти бесцветные, когда-то, вероятно, серо-стальные глаза. Удивительно, но длинные ресницы старика оставались темными и загнутыми, почти женскими.
— Ты красива.
Я ненавидела эту фразу. Именно с нее начинались все мои беды.
Старик схватил за руку, повернул меня, разглядывая:
— Все падки на красивые вещи. Не осуждаю. Но всему есть предел.
Я не понимала, куда он клонит. Внезапно меня посетила догадка: наверняка, это кто-то из сенаторов, недовольный воцарением в Сенате де Во. Но почему я? Что я могу?
Старик приподнял пальцем мой подбородок:
— Как тебя зовут?
— Эмма.
— Ну да, конечно… — он будто что-то вспоминал. — Эмма. Эмма Оллердаллен. Я был на церемонии твоего представления двору. Такая же рыжая, как Тит… И не менее красивая, чем мать. О… Я в свое время был просто очарован ею. Дивная женщина.
Я сглотнула. Старик ударился в воспоминания, думая, что мне это интересно. Не интересно. Будь это сказано в иной момент — я бы умоляла продолжать, но теперь меня интересовала только моя участь.
— Он был хорошим человеком, твой отец. Только невезучим и чересчур порывистым. За что и поплатился. — Старик кивнул: — Да, я слышал о тебе. Твое дело поднимали в Совете Высоких домов. Но видеть — несколько иное. Мне жаль, что все так. Искренне жаль.
Я не понимала, что чувствую. Странные слова дарили едва уловимую надежду. На мгновение показалось, что старик решил спасти меня в память о родителях, которых я никогда не знала. Странное слово «отец». В отличие от матери, оно всегда было абстрактным. Теперь же им назывался конкретный человек, пусть я его и не знала.
— Знаешь, кто я?
Я покачала головой.
— Меня зовут Максим Тенал.
Я зажмурилась, опустила голову с тяжелым вздохом. Надежда исчезла так же быстро и неуловимо, как появилась — отец Виреи.
— Я смотрю, ты поняла.
Я кивнула.
— Не пойми меня неправильно: я меньше всего