Правда? Я вздохнула.

– Вы занимаетесь только серьезными делами. Вам бы развеяться, повеселиться. Бог обратит это во благо, я уверен. Даю вам благословение.

Совсем не то я ожидала услышать, но именно эту мысль пыталась донести до меня семья.

Ну и как мне теперь выкрутиться?

Несколько недель я встречалась с Лиз в ее салоне. Она делала мне мелирование и маникюр, укладывала воском брови и объясняла, чего ожидать. Настроение, осанка, одежда – все имело значение. Мне предстояло переодеться три раза: спортивная форма, повседневное платье, официальный костюм. Лиз рассказывала, какие вопросы мне могут задать: «Чем вы любите заниматься в свободное время? Что вас особенно тревожит в современном мире? Какое у вас самое любимое хобби и почему?»

В разгар всех сомнений я начала верить, что Бог и правда пожелал моего участия в этом конкурсе, чтобы подготовить меня к чему-то еще. Но к чему? Где мне пригодится этот опыт? На женских ретритах? На церковных собраниях? Приучит меня выходить из зоны комфорта? Или Бог благословил меня столькими делами, чтобы я отвлеклась от мыслей и тревог о Ханне – и не мешала УДС выполнять свою работу?

Далеко не все поддержали мое участие в конкурсе. Одна женщина в церкви заявила, что считает этот поступок неприемлемым. От подруги я услышала, что она шокирована: она не ожидала, что я хотя бы на минуту задумаюсь о подобном. Еще несколько человек выразили свое разочарование.

Мне по-прежнему было неловко. Не выйти ли из игры? Так, чтобы не обидеть Старлу? Но чем больше мне хотелось этого, тем острее я чувствовала, что Бог побуждает меня к участию в конкурсе – голосами моей семьи, моего пастора, моим собственным внутренним голосом, который твердил одно и то же, не умолкая.

Я решилась на шаг, который казался разумным: назначила встречу с давним другом. Рон Киркегард был христианским психологом-консультантом, и я знала, что могу доверять и ему, и его советам.

После приветствий, наших обычных объятий и расспросов о семьях, Рон перешел к делу:

– Так о чем вы хотели поговорить?

– У меня есть проблема, я не знаю, как справиться с ней, и мне нужен ваш совет, – выпалила я. И почувствовала, как на лице проступает румянец. На самом деле мне было стыдно того, что я застыдилась. Улыбка Рона погасла. Он поудобнее устроился в кресле, приготовившись выслушать то, что я собиралась сказать.

– Я подала заявку на участие в конкурсе красоты, но это просто совсем не мое. Я чувствую себя глупо. Родные и друзья меня поддерживают, знакомые христиане мой поступок не одобряют, и я мечусь между ними. Они говорят, мое решение побудило их усомниться в том, что они меня понимают, – у меня хлынули слезы. – Понимаю, вы наверняка считаете, что это глупости, но я уже извелась.

– Нет, это не глупости. Но почему бы вам и вправду не поучаствовать в конкурсе красоты? Разве вас просят пойти против Бога? Или против вашей веры? Или вашей морали? По-моему, конкурс – это замечательно! Я буду одним из ваших самых активных болельщиков. Послушайте, Деб. Всем мил не будешь. Особенно если речь о христианах. Дайте себе развеяться. По-моему, вам просто не хватает уверенности в себе в этой новой, непривычной сфере.

Я вздохнула. Нет, не того я хотела. Те, кто знал меня лучше всех и желал мне только добра, не отговаривали меня, а подбадривали.

По-видимому, от участия в конкурсе «Миссис Вайоминг» мне было никак не отвертеться. Значит, хватит хныкать. Надо смириться и взяться за дело, приобрести новый опыт и смотреть в оба в ожидании того, что уготовано мне Богом.

Пронеслись март и апрель. По советам Старлы и Лиз я делала упражнения, следила за весом, училась ходить и даже тренировалась быстро переодеваться. При этом я чувствовала себя ужасно глупо, однако все, чем я занималась, разительно отличалось от событий года, проведенного с детьми Бауэр, и моих опасений насчет Ханны.

Кроме того, я работала над письменным заявлением, которое должна была представить на конкурс, и темой речи, чтобы произнести ее и продемонстрировать свое умение выступать публично. Лозунгом программы я выбрала «Добиться перемен» и написала о том, какие перемены видела в жизни подопечных, о которых заботилась наша семья. Я призывала не дожидаться, пока государственные органы возьмут под опеку тех, кто живет рядом с нами. Мы тоже можем быть причастны к переменам в их жизни, и своими поступками – своей любовью – можем показать, что нам не все равно.

Конкурс состоялся в середине мая. Я стала одной из пяти женщин, сражающихся за титул «Миссис Вайоминг». Все действо проходило в Каспере, в старинном историческом здание на Уолкотт-стрит. Я могла бы назвать его очаровательным, не будь оно просто старым.

Растерянная, с распахнутыми от страха глазами, я не сразу заметила, что в гримерную вошла Старла.

– Ты готова! – Она обняла меня и покачалась вместе со мной туда-сюда. – Все у тебя получится!

Она волновалась гораздо сильнее меня.

Тесная гримерная была забита нарядами. Вдоль одной стены выстроились туфли. Пара шагов разделяла ряд импровизированных туалетных столиков. В угол задвинули пыльное пухлое кресло. Стены, по давней моде, были обшиты панелями темного дуба. Единственное ростовое зеркало висело на дверце шкафа, с обратной стороны. Тусклый верхний свет и несколько настольных ламп, расставленных по комнате, отбрасывали неприятные тени и мешали наложить макияж. Но хоть комнатку дали, и на том спасибо.

Мы понемногу знакомились. Мне нравились все четверо конкурсанток. Я оглядела гримерную. Кто из них победит? Наверняка «Миссис Стар-Вэлли» – уверенная в себе, красивая, фигура идеальная, любому улыбается так, словно лучшего друга приветствует. Ее платья и спортивный костюм подчеркивали ее достоинства. Да. Вот ей и достанется корона штата.

Влезая в свое платье, я думала о моих самых близких подругах, Лори и Дейл. Месяцем раньше они прилетали из Техаса. Мы встретились в Денвере, чтобы заняться важным делом: найти идеальное платье для конкурса. Нашли – в Lord & Taylor за приемлемую цену. Лори и Дейл заявили, что нам помог сам Бог, и придумали слоган: «Платье от портного Господа!»[1]. Мы рассмеялись, убежденные, что это именно то самое платье. Я обожаю вечерние платья по моде двадцатых и тридцатых годов: подплечники, почти облегающий, но все же прямой лиф, круглый вырез – красиво и скромно. При каждом движении медные бисеринки, которыми было расшито платье, мерцали и переливались на черной ткани.

В зале сидели мои родные и друзья, пришедшие поддержать меня, и теперь я уже не сомневалась, что Бог привел меня сюда не просто так, хотя Его цель все еще оставалась для меня загадкой. Я по-прежнему не могла уразуметь, зачем Он поставил меня в положение, вызвавшее раскол в кругу моих друзей, но решила твердо стоять на своем, утешаясь мыслью, что есть времена, когда Бог призывает нас совершить то, что не по душе другим. Моя работа – угождать Богу, а не окружающим.