Да, я постаралась объяснить, что мне, как христианке, надлежит поехать и сделать то, чего ждет от меня Бог. Но они не понимали. Их вера была еще слишком юной и незрелой. Они еще не сталкивались с испытаниями, которые допускает в нашу жизнь Бог, чтобы еще больше доверять Ему и возрастать в вере.

Нелегко было сознавать, что и Эл не поддерживает мое желание нанести этот визит. Правда, меня саму он поддерживал. Как всегда. И это очень много значило. Он не сомневался в том, что меня призвал Бог. А я была уверена, что это испытание веры для нас обоих.

Я оставила свою семью уязвленной и рассерженной. И не мне было приносить понимание или спокойствие в сердца моих близких. Это мог сделать только Бог. А мне следовало торопиться.

– Люблю вас. Скоро вернусь.

Я ехала по ухабистому проселку от дома до шоссе и была уверена, что поступаю правильно. Но я мучилась – я не хотела ехать. «Я готова», – твердила я, пытаясь себя убедить. И я чувствовала, как на меня нисходит сила – до самого поворота на шоссе, ведущего в город.

Внезапно мне показалось, будто меня ударили в живот и меня сейчас вырвет. Смятение мутной волной заполнило голову. Я едва видела, как мимо проносились машины. Так, нужно свернуть на обочину и успокоиться, пока я не стала причиной аварии.

Я затормозила. Скорбь тяжким грузом легла на душу. Я припарковала машину, наклонилась и прижалась лбом к рулю. От слез щеки стали мокрыми. Казалось, будто гигантский пылесос высасывает из меня жизнь. Каждый вдох давался мне с трудом.

Может, это дьявол через боль пытается отбить у меня охоту встречаться с Карен? Да, мое смятение вполне можно понять, если вспомнить, что стало с Ханной, но в нем есть и духовная сторона. Постепенно ко мне возвращалось самообладание. Я не из тех, кто способен переметнуться на сторону дьявола, но его пути легко оправдать, ведь они легче. Не эту ли битву мы ведем изо дня в день? Борьбу с переменным успехом между тем, чего хочет от нас Бог, и соблазном пойти по более легкому пути сатаны? Я не дам ему победить. Я соберусь с силами и поеду.

– Боже, дай мне то, что мне необходимо, чтобы исполнить Твою волю, – молилась я.

Я вспоминала, как на протяжении долгих лет по средам помогала проводить занятия по изучению Библии для женщин-заключенных. Вспоминала, сколько заключенных, желающих встретиться со священником, я посетила. Те визиты были мне в радость. Но этому предстояло стать совсем другим. Он должен быть личным – этот визит, просьбу о котором я и представить себе не могла. Чего ей надо? Что мне сказать ей? Как себя вести? А если я не выдержу и сорвусь?

Мне казалось, внутри меня идет ожесточенная битва – между гневом, горем и желанием быть послушной Богу, а также страхом, что такое испытание мне не по силам.

Мне нужен был воздух. Я опустила окно и высунула голову. Казалось, я выныриваю из-под толщи воды за спасительным кислородом. Вдох, выдох, еще один вдох… Пульс снизился, зрение снова сфокусировалось. Гул вечернего транспорта и стрекот сверчков стал громче, чем стук моего сердца. Я положила голову на раму открытого окна, закрыла глаза и прошептала: «Спасибо тебе, Иисус».

Когда я открыла глаза, я поняла, что пора ехать – а то как бы кто-нибудь не подумал, что моя машина неисправна: еще помощь предложат, а мне совсем не хотелось объясняться с незнакомыми людьми. Я завела машину.

– Не дай моему гневу и страху помешать мне сделать то, чего Ты от меня хочешь, Господи, – попросила я вслух.

Чувства вдруг обострились. Звезды необычно блистали в темнеющем небе, луна виднелась особенно ярко. Казалось, она по-доброму смотрит на меня, сопровождая в пути по мосту, через город и вверх, по склону холма, – до тюремной парковки.

Я свернула на парковку для посетителей, заглушила двигатель, и дала себе несколько минут, чтобы собраться с силами, прежде чем войти в здание из серого кирпича. Колючая проволока огромными кольцами тянулась вверху, ограждая зону прогулок и сверкая в свете фонарей. Все виделось гораздо ярче и отчетливее, чем раньше. С тех пор, как я покинула дом, мне казалось, будто меня преследует тьма, а теперь на знакомой парковке я почувствовала себя в безопасности. Господь был рядом.

Сделав еще один глубокий вдох и медленный выдох, я заставила себя выйти из машины. Теперь – через парковку к тюремному входу. Пустой вестибюль повидал немало посетителей. Линолеум на полу был сильно вытерт. В центре вестибюля виднелось единственное средство сообщения с изолятором – застекленное окошко над короткой стойкой из ламината. Цвета вокруг почти нет. Все стерильно. И никого – лишь женщина в окошке.

– Привет, Деб! Что так поздно? Время для посещений почти закончилось. С духовным визитом? – Джин в изоляторе работала уже давно. Мы с ней часто болтали перед началом посещений.

– Привет, Джин. Да… я к Карен Бауэр. Знаю, времени у меня немного, но она запросила визит, – я знала, что держусь не так легко и дружески, как обычно, и надеялась только, что Джин не станет задавать вопросов и не захочет поболтать. А мне хотелось только одного: заполнить бланк посетителя, сдать ключи от машины и водительские права – и покончить со всем как можно быстрее.

– Вы знакомы с ней лично? – спросила Джин. – Знаете, про нее ведь в газете писали.

– Да, я ее знаю, – негромко подтвердила я. Джин минуту смотрела на меня. И наверняка поняла, что я недавно плакала.

– Ладно, дорогая, можете проходить. Держитесь, ладно?

Я была благодарна Джин за попытку утешения, но мне не хватило душевных сил ответить на нее. Я слабо улыбнулась и направилась к входу для посетителей.

Ноги отяжелели. Я едва переставляла их, шаркая по полу. Каждый шаг превратился в ожесточенную битву. К тому моменту, как дверь вестибюля плотно закрылась за моей спиной, по моим щекам струились слезы. Бумажный платок нашелся только один, его на них не хватило. Я знала: замок на двери для посетителей щелкнет и откроется, как только я появляюсь на мониторах охраны. И я должна быть спокойна. Должна владеть собой.

– Господи, помоги, – взмолилась я.

Вдруг меня окутало тепло, словно незримые нежные объятия. С макушки до пальцев ног меня охватила безмятежность, успокоила душу и тело. Вспомнилось мое уютное стеганое одеяло в холодную снежную ночь. Но тепло не просто укрывало – оно наполняло меня внутри. Бремя тревоги, давившее на грудь, рассеялось. Руки больше не дрожали. Я не просто перестала плакать – слезы высохли. Господь дал прямой и незамедлительный ответ на мою молитву.

Неужели мне была дарована благодать? Благодать отнестись к Карен Бауэр так, как Иисус? И Бог подготовил меня к тому, чтобы я стала руками, ногами и устами единственного, кто по-настоящему любит наши души? Как Он хотел распорядиться своей сверхъестественной благодатью? Откуда-то я знала, что она дарована не только мне, но и Карен. Я приходила в трепет при мысли, что Бог явил свое чудо через меня.