Он мимоходом взглянул на командира, который спал с блаженной улыбкой идиота. Теперь понятно, что произошло здесь спустя пятнадцать минут после взлета. Экипаж дрался за место у штурвала. Наверное, второй пилот пытался занять кресло командира, но командир не согласился с такой рокировкой, оказал сопротивление и в драке вышвырнул Опио за борт. Несомненно, так оно и было… Приложив ладони к окну, чтобы не отсвечивало, Стюардесса вглядывалась в кромешную тьму. Ничего она там не увидит. Самолет летит в никуда. Он уже никому не нужен. Человечество прокляло его и сбросило со своих счетов.

Однако надо предупредить полицейских и Соотечественника, что самолет идет на снижение и скоро благополучно шмякнется о землю. Шансов мало, и все-таки будет лучше, если все сядут в кресла и пристегнутся ремнями.

Аулис встал и распахнул дверь пилотской. Раздался глухой удар, и Соотечественник, получив удар в лоб, отскочил к перегородке тамбура.

— Что, иуда, сдал меня? — расплющивая слова тонкими злобными губами, процедил он и приложил ладонь ко лбу. — Я слышал, как ты обещал передать меня прямо в руки полиции! Ах ты, гадина вонючая! Я, значит, служу нашей с тобой родине, вместо тебя выполняю ее священные приказы, а ты…

— Тебе повезло, — ответил Аулис. — Мы разобьемся.

— В каком смысле? — насторожился Соотечественник.

— Я попытаюсь посадить самолет на землю, но предупреждаю, что прежде этого не делал.

Аулис хотел пройти в тамбур, но Соотечественник схватил его за руку.

— Что за шутки? Я разбиваться не намерен. Я еще нужен родине. Подготовка таких специалистов, как я, очень дорого ей обходится.

— По-моему, ей очень дорого обходится топорная работа таких специалистов, как ты. Вымазался в крови, засветился, попался, как воришка на рынке. Наверное, ты в своей бурсе был двоечником.

— Ты над кем хихикаешь, гадина?! А-а-а-а! Я все понял… Я теперь знаю точно: тебя прислали, чтобы меня ликвидировать. Хочешь меня угробить вместе с самолетом? Что ж, попробуй! На тот свет отправимся вместе!

Аулис оттолкнул Соотечественника и вышел в тамбур. Полицейские снова надрывались, пытаясь открыть наружную дверь. Интеллигент командовал, а Боксер повисал на рычаге, словно обезьяна на банановой ветке. И вдруг рычаг поддался, со скрипом опустился вниз, и дверь вышла из проема.

Ураганный ветер ворвался в проем, взлетели под потолок обрывки картона, пустые пакеты. Боксер отпрянул от черного проема, поспешно натягивая на голову меховой капюшон.

— Давай! Давай! — перекрикивая рев ветра, закричал Интеллигент и приналег на ящик. Небольшое усилие, и ящик вывалился наружу.

Боксер принялся кидать в черный проем мешки и коробки, словно брикеты угля в паровозную топку. Прошло не больше минуты, и полицейские полностью очистили тамбур.

— Порядок! — крикнул Боксер и надавил на дверь, закрывая ее. — Найти бы потом все это добро.

— Свое добро я найду! — заверил Интеллигент и выставил перед собой ладонь, словно хотел дистанцироваться от Боксера и предупредить: на мой каравай рот не разевай.

— Еще поработаем? — предложил Боксер. Он завидовал коллеге, который успел отправить вниз намного больше его, и с надеждой поглядывал в салон. Там, возможно, еще остался кое-какой хлам.

Аулиса потрясла злобная пустота в головах полицейских… Какой смысл выкидывать из падающего самолета товар? Почему этих людей заботит только содержимое коробок, а не жизнь, которая сейчас, как никогда, хрупка?

— Займите свои места! — крикнул он, отчаиваясь, что они все равно его не поймут и будут делать то, что им хочется. — И пристегнитесь ремнями! Я попытаюсь посадить самолет. Это очень опасно! У нас почти никаких шансов выжить!

— Хватит нас учить, лягушка ты надутая! — огрызнулся Боксер. — Зенки раскрой да посмотри, как мы тут горбатимся, рук не покладая!

— Что ж! Считайте, что я вас предупредил!

— Проваливай, корова говорящая! Ползи на свое рабочее место!

Какие безмозглые люди! Аулис поторопился в кабину и в дверях нос к носу столкнулся с Соотечественником. Русский агент был красным, будто пару часов провисел вниз головой, брюки его были расстегнуты и непременно свалились бы, если бы Соотечественник не поддерживал их за ремень. Воровато прошмыгнув под рукой Аулиса, Соотечественник затерялся в хаосе салона.

— Я попробую посадить самолет, — сказал Аулис, зайдя в кабину.

Стюардесса не сразу восприняла его слова. Она одергивала на себе юбку и что-то записывала в свой блокнотик. Аулис разглядел несколько слов: «…из уральского малахита». Он понял, от кого дочь знойных пустынь узнала об Урале и вследствие чего в ее сокровенной книжице появилась новая запись. Ему стало дурно, от брезгливости он хотел плюнуть на панель, но времени на подобные сантименты не было. Стюардесса полюбовалась на свои мелкие каракули, на кучевую множественность буковок, закрыла блокнот и только после этого до нее дошли слова Аулиса.

— Может, не стоит вмешиваться? — осторожно возразила Стюардесса.

— Через несколько минут закончится топливо! Понимаешь ты, кукла паленая, что потом будет с самолетом?

— Может, ничего не будет? Может, без топлива как-нибудь…

— Сядь на пол, дура порочная!

— Хорошо. Конечно… Я на все согласна. Лишь бы…

— Что «лишь бы»??

— Лишь бы хуже не стало.

— Тебе, по-моему, лучше всех! В довершение получишь быструю смерть. Без мучений и страхов! Переход в иное состояние! Ха-ха! Тебе еще никогда не приходилось умирать?

— Не приходилось. А как же твое обещание?

— Какое обещание??

— Колечко с двумя брюликами…

— Ой, закрой рот, а то мне дурно!

— Не обманешь?

Аулис стиснул зубы. Он представил себе, будто самолет — это большой парашют. Он стремительно опускается на землю. И там, у самой земли, надо будет погасить скорость. Парашютист для этого меняет угол атаки, парашют наполняется воздухом, пытается пойти вверх, и скорость резко падает.

— Там нет ничего, — произнесла Стюардесса. Вытягивая шею, она смотрела в окно, в котором можно было увидеть лишь призрачные контуры ее собственного отражения. — Там нет ничего! Где ты хочешь приземлиться?

Аулис уже думал об этом. За окном не было ничего, кроме мрака. Но ведь это впечатление обманчиво! Земля должна быть! На крайний случай — вода. И высотомер это подтверждает. Он показывает четыре тысячи футов. До чего? До земли, разумеется! Или же это время, которое отпущено самолету? Время, измеряемое в футах? И число все меньше и меньше…

Газ убрать на минимум. Самолет, снижаясь, словно катился с горки, его надо было придерживать под уздцы. Стюардесса обратила внимание, как тихо стали работать моторы, и, боясь вызвать у Аулиса раздражение, едва слышно спросила: