— Иван говорил про шпиона.

— Вот его мне надо проверить в первую очередь, — говорит он и обнимает меня сильнее, вдруг кладет руку на грудь и легонько сжимает. А я уже хочу возмутиться, но замечаю размеренное дыхание, закрытые глаза и усмехаюсь. Можно поспать и так. Можно проверить Ивана самой. Чем раньше он исчезнет из моей жизни, тем меньше я буду думать, как он видел меня обнаженной в том номере. На краю стола, залитой спермой.

— Сегодня тебя отвезут домой, чтобы собрать вещи. Если, конечно, там что-то тебе нужно, — слышу голос Бориса и поднимаю голову от книги по физиотерапии для пациентов с травмами позвоночника.

Смотрю в серьезное лицо, которое он даже не потрудился развернуть ко мне.

Тот короткий разговор между нами был единственным. Изменилось лишь то, что теперь я всегда рядом и сплю под боком.

И это должно быть приятным, но меня гложут сотни не отвеченных вопросов. Разве что теперь я знаю кое-что о его делах. Теперь я верю, что стала частью его жизни. Только вот неужели для этого нужно было стать инвалидом?

«Временным инвалидом», — напоминаю я себе. — «Временным».

— Зачем?

— Мы уезжаем в Усть-Горск.

— Но тебе нельзя передвигаться! Врачи сказали…

— Мне плевать, — поднимает он наконец голову и проникает взглядом под самую кожу. — Дома мне будет лучше.

— Но моя учеба…

— Ты прекрасно знаешь ситуацию. Если тебя выкрадут, я не смогу тебя защитить.

Сглатываю, осознавая весь ужас нынешнего положения. Отношения с Борисом сделали меня живой мишенью.

— Мне нужно зайти в вуз и к родителям…

— С учебой уже решено. Ты отчислена за прогулы, — как удобно. — Родителям позвонишь из самолета, если, конечно, не хочешь, чтобы их местоположение стало всем известно. За них я вступаться не буду.

— Ну, разумеется. Для тебя важен только ты сам.

— Думал, ты догадалась, что не только я. Нина, включи мозг и не выноси его мне. Езжай, собери вещи и возвращайся.

Поднимаюсь, словно во сне и киваю. Возвращаться. Мне нужно собрать вещи и вернуться. Вернуться к тому, кто заботится только о моем здоровье и благополучии, а мысли, чувства его не интересуют.

Ну а на что я рассчитывала, что он внезапно станет белым и пушистым? Что начнет рассказать, как прожил жизнь, как стал таким жестоким?

— Хорошо, я соберусь и … — иду к двери и останавливаюсь от его слов, что проникают в самое сердце.

— Ты можешь остаться в городе. Нет никаких гарантий, что я скоро встану на ноги. Если ты решишься уехать со мной, обратной дороги не будет.

— А какая будет? — решаюсь спросить. — Какая дорога ждет нас с тобой? Ты начнёшь со мной разговаривать? Расскажешь о себе? Скажешь о том, что чувствуешь ко мне? Дашь мне понять, что не уничтожишь меня морально, а сможешь хоть иногда считаться с моим мнением?

— Нет, — говорит он довольно резко, а у меня вырывается смешок-рыдание. Кто бы сомневался. — Но, если ты останешься, защиты больше не жди. У меня просто не будет ресурсов на чужого человека.

— А сейчас я разве не чужой тебе человек?! Зачем тебе нужна была девочка, которая сама вешалась на шею! Сама предложила себя даже под действием таблеток. Зачем, Борис?!

— Ты мне нечужая, — снова отвечает он на все вопросы разом, и я отворачиваюсь, чтобы он не увидел моих слез. Толкаю дверь палаты и выхожу.

Иду по коридору вдоль вооруженной охраны. Она пришла на замену тем, кто умер. Сейчас Борис выясняет, кто из его врагов смог так легко пробраться в больницу.

Меня же волнует другое.

Как быстро случится новое покушение, и смогут ли раздолбанные люди Бориса с ним справиться.

На улице я словно рождаюсь заново. Постоянное нахождение в душном, даже проветриваемом помещении не сравнится со свежим воздухом.

Меня обволакивает солнечный свет, а теплый весенний ветер треплет распущенные волосы и легкое пальто, что я надела перед выходом.

Неделю мы провели в больнице и вот теперь нам предстоит вернуться туда, где все начиналось. Может быть, там я смогу понять, почему оказалась в точности такой же ситуации как Ульяна. Может быть гены ее матери сказались, а может быть все-таки те таблетки во мне что-то изменили. Мою личность. Сознание.

Потому что я не помню, чтобы уж так часто думала о сексе. Больше о том, что интересно, о чем так трепетно шепчутся ровесники.

Иду к привычному джипу, возле которого уже стоит новый водитель.

Я видела его несколько раз возле палаты и в окно. Интересно, как скоро умрет он?

Неожиданно останавливаюсь, когда к водителю в черной куртке подходит Иван в коричневой кожанке и что-то говорит. Водитель тут же кивает и отходит, давая сесть за руль тому, кто выше по должности.

Очевидно, он не знает, что Иван попал под подозрение и доверять ему нельзя.

Вопрос лишь в том, доверять ли ему мне?

Ведь ничего не стоит сейчас завезти меня куда угодно. Изнасиловать, а потом убить.

Нина, ну какое изнасиловать? О чем ты думаешь?

И зачем представляешь это в таких ярких красках? Зачем думаешь о том, как его руки будут рвать на тебе платье, трусы. Зачем думаешь о том, больше ли у него член?

Максимум, что он сделает, это перережет тебе глотку. Запомни это и прекрати думать о таких аморальных вещах!

Возможно, моя смерть будет лучшим исходом из всей истории. Может быть, так будет лучше для всех.

Именно эта мысль ветром подталкивает меня вперед, к машине, и я сразу сажусь на переднее пассажирское сидение.

Иван окидывает меня взглядом, и я невольно сравниваю его с тем, как смотрит на меня обычно Борис.

Одинаково, как на ребенка.

— Смело, — хмыкает он.

— Если бы ты хотел меня убить, давно бы это сделал, — говорю то, что не думаю. Потом пристегиваюсь. После того, как ремень, по сути, спас нам с Борисом жизнь, я буду делать это всегда.

— Твое убийство не входит в мои планы, — говорит он и кивает на мои пустые руки.

И только я хочу спросить, а что входит, как он спрашивает сам:

— Ты ключи от квартиры взяла?

Осознаю свою оплошность и уже разворачиваюсь, чтобы выйти из машины, как его рука касается моего плеча.

И это движение вызывает бурю в душе. Потому что я не знаю, как относиться к этому человеку. Я даже к себе не знаю, как относиться.

— Открой бардачок, — предлагает он и заводит машину, а я достаю свою сумочку.

Она после аварии грязная, но внутри ничего не пропало. Я про нее забыла. Я ведь еще про что-то забыла.