Крики, стоны, рык, визги, и все в кромешной темени. Стефан, не останавливаясь, рубил и рубил бурые тела. Один раз зверюга заскочила ему за спину, тяжелая лапа, прорвав жупан, обжигающей болью царапнула спину. Стефан извернулся, наотмашь отсекая оскалившуюся голову. С крепостной стены в помощь ударили пушки, они стреляли поверх голов на равнину, где подступали все новые и новые твари.

Таяли ли силы защитников? Ничего не было видно. Стефан не видел потерь. Ворота Яворонки лязгнули, это на подмогу господарю выдвинулись шляхтичи, оставленные в граде, и часть местных рубак, обряженных в кожаные доспехи. Бой продолжился.

На горизонте уже брезжил рассвет, а с ним на равнину плотной пеленой полез туман. Упавшее на землю облако стремительно заволокло все вокруг, Стефан уже ничего не мог разобрать дальше вытянутой руки. Он размахивал и размахивал саблей, но разить уже было некого. Болотники перестали нападать, они пропали, сгинули, растворились в вязком туманном киселе.

Распрямив спину, господарь замер, напряженно прислушиваясь. Звуки таяли, как и краски, сплошная серость и монотонное гудение. Может это в ушах?

— Эй?! — крикнул Стефан.

— Хозяин, я тутачки, — услышал он басовитый голос Михася.

Из тумана вынырнула лобастая голова денщика.

— Болотники где? — оглянулся Стефан, отмечая, что пелена медленно рассеивается. Уже можно было различить кромку берега, и силуэты так же застывших в напряженных позах воинов. И ни одной твари… ни живой, ни мертвой!

— Трупов нет?!! — расширил глаза Стефан.

Он изумленно уставился на свою совершено чистую саблю, с которой только что, как ему казалось, сочилась темная кровь.

— Убитые есть? — окликнул господарь одного из воинов.

— Да, вроде, живы все, — пожал тот плечами.

А тумана уже не было. Серебрясь от росы, к первым лучам солнца тянули зеленые стебельки луговые травы, за рекой в лесу заливались радостными трелями мелкие пичуги. От болотников не было и следа. Наваждение какое-то.

— Михась, глянь, сильно мне там зверюга жупан порвала? — повел плечами Стефан.

— Целехонек, — отозвался денщик.

— Как целехонек?!

Но ведь Стефан помнил, как когтистая лапа рвала ткань, он даже помнил боль, пронзившую спину. И что это было? Видение? Призраки? Колдовство?

А вокруг казачки и местные вояки, радостно подкидывая вверх шапки, выкрикивали слова ликования. Десятки рук подняли Стефана над землей и как победителя понесли в град. Теперь господаря встречали не сдержанной вежливостью, люди буквально кидались к нему под ноги, падая на колени. Народ кричал: «Благослови, Бог, нашего избавителя! Слава светлейшему господарю!» Радоваться бы, но Стефан был мрачнее тучи, а мысли все вертелись и вертелись, прокручивая произошедшее: «Почему этот ведьмак не приступил к граду с настоящими болотниками пока меня не было? Либо у него нет столько сил, либо он развлекается, играя со мной как кот с мышью, показывая свою силу».

Только оказавшись в замке, Стефан понял, как устал и смертельно хочет спать. Сил не было даже препираться с Адамусем.

— С Маричкой все в порядке? — бросил он через плечо виновато поглядывающему на него хранителю.

— Да, — махнул седой головой Адамусь.

Стефан, пошатываясь, прошел в свою спальню и, завалившись на широкую кровать, погрузился в крепкий сон. «Если рядом бродит враг, самое время ему ударить», — на подсознании пролетела мысль, но было уж как-то все равно.

Когда Стефан снова разомкнул веки, в окно заглядывало утреннее солнце. «Лег на восходе и проснулся на восходе. Сколько ж я спал? — Стефан сладко потянулся, повалялся немного, рассматривая размалеванный цветами потолок. Снова хотелось жить. Господарь был готов к новой борьбе. Как иногда важно — просто выспаться.

Наскоро перекусив, выслушав привычные доклады Адамуся о расходах, прогулявшись вдоль крепостных зубцов, рассматривая просыпающийся город, Стефан решил, что нечего медлить и надо уже идти свататься к строптивой деве, а то даст ли еще хитроумный враг время наладить господарю личную жизнь.

Чулан был привычно пуст: все то же загромождение шкафов и тусклый свет из узких оконцев.

— Ну, и с какого начать? — спросил у самого себя Стефан и полез в первый от двери шкаф.

Скрипнув дверью, господарь начал простукивать дерево, пытаясь определить, есть ли за ним пустота. Звук был глухой и монотонный. «Не тот. Пойдем к следующему». Снова простукивание. «И здесь ничего». Наконец, Стефан добрался до шкафа, в котором ночевал в первую ночь в Яворонке. Стук по дубовой деревяшке оказался глубоким и гулким. «Оно!» Стефан принялся яростно прощупывать внутреннюю стенку, пробуя отворить потайную дверь, ногти вцепились в плотно пригнанные доски, ничего не выходило.

— Да как же ты открываешься?! — со злостью ударил Стефан плечом и провалился в само собой отворившееся пространство. Перед упорным женихом показалось начало винтовой лестницы.

В абсолютной темноте наощупь Стефан начал пробираться по крутым уступам каменной лестницы, уводящей по спирали все выше и выше, пока не уперся в деревянную дверь. Немного помедлив в раздумье — постучать или ввалиться без стука, незваный гость в конце концов выбрал последнее, ударяя ладонью по доске. Дверь тихо скрипнула и отворилась, открывая взору небольшую уютную комнатку с закругленными углами. Хитро придумано — лестница в лестнице: явная вела на смотровую площадку башни, а тайная — в комнату прямо под ней.

Сразу было видно, что это девичье пристанище: небольшая кровать, застеленная шерстяным покрывалом с бахромой и увенчанная горкой мал мала меньше вышитых мелкими цветочками подушек; рядом пяльцы и колесная прялка. Многочисленные окошки, со двора смахивающие на бойницы, были заботливо застеклены и украшены льняными занавесками. Пол чертили полосатые половики, по стенам стояли расписные сундуки, какие готовят в приданое каждой селянке. Имелась даже беленая печь с пристроенной к ней поленницей. Убежище племянницы хранителя легко можно было бы принять за хату зажиточной крестьянки если бы не массивный из дорогих пород дерева стол посередине комнаты и большой мореного дуба шкаф, задвинутый к стене между окнами. Прямо в крышку шкафа было вкручено большое в позолоченной раме зеркало из мастерских Ковальских, в углу имелось характерное клеймо в виде серебряной буковки «К». Такое зерцало само по себе являлось целым состоянием, а старый филин еще жаловался, что племяшка бесприданница.

Комната, к огорчению гостя, оказалась пуста, хозяйки не было видно. Стефан прошелся кругом, посидел на углу кровати, встал, оправляя за собой образовавшуюся вмятину, из баловства пару раз крутнул колесо прялки, подошел к зеркалу, одернул кушак, пятерней откинул назад упавший на глаза оселедец: «И чем не жених? Уж не хуже этого Банькова», — довольно усмехнулся он своему отражению.