— Ясно, — пробормотал Сильвестр, покашливая ипохмыкивая. Из‑за этого было непонятно, доволен он своей помощницей илине очень.

— Похоже, мой рассказ вас не сильнозаинтересовал, — бросила Майя. — А ведь это все очень подозрительно.Тем более что никого более подозрительного там не наблюдалось. И если убийцаявился на похороны своей жертвы, то ничем себя не обнаружил!

— Или ты этого не заметила, — возразил Бессонов итут же предостерегающе поднял руку. — Не вздумай обижаться.

— На начальство не обижаются, — пробурчалаМайя. — И что вы намерены делать с этими фактами?

— М‑м‑м… Наверное, логичнее всего передатьих Половцеву. Фанатки — существа страшные и беспощадные. Мало ли что им вголову могло прийти? Решено, рассказываем о них старшему лейтенанту. А скажи,новоявленный вдовец, Игорь Аршанский, как он, по‑твоему?

— В каком смысле? Я же вам сказала, что держался он какнастоящий мужчина, и ничего мелодраматического. Вообще он производитвпечатление крепкого мужика. Красавец, теперь вот еще и вдовец. Половцев вокругнего так и вился — видимо, искал, к чему прицепиться. Ведь у милиции, как яслышала, в подобных случаях супруги — первые подозреваемые.

— Ну, не думаю, что все так просто и кругло, —протянул Сильвестр. — Хотя мужа наверняка потрясут. В самом началеподозреваются все. А близкие — в первую очередь. Того, кто живет рядом долгиегоды, очень часто хочется убить, ты никогда об этом не задумывалась?

Люся Антипова печатала письмо, пытаясь разобраться вкаракулях Белояровой. Вообще‑то у начальницы был отличный почерк, нокогда она нервничала или торопилась, то переходила на скоропись. В редакциибыло на редкость тихо. Никто не шумел, голоса не повышал, хотя иногда вкоридорах собирались группками, чтобы поговорить о смерти Аршанской. Приходилииз милиции, осматривали кабинет убитой, беседовали с руководством.

Люся допечатала абзац, поставила точку и потянулась,выбросив руки высоко вверх. В этот момент в приемную вошел Яковкин.

— Занимаетесь производственной гимнастикой? —спросил он хмуро. — Отличный способ протянуть время до обеда.

Люся быстро одернула кофточку и покраснела. Наверное,ответственный секретарь увидел ее голый живот. Это ужасно. Живот у нее былсовсем не такой, как у женщин, о которых грезят мужчины. Не мягкий, бархатный изагорелый. А тощий, плоский и абсолютно белый.

— Алла Антоновна у себя, — пробормоталаобладательница неаппетитного живота, уткнувшись в свою работу.

Однако Яковкин к начальству не пошел. Вместо этого онприблизился к Люсиному столу и встал напротив, чтобы видеть ее лицо.

— Я вот что хотел спросить, — произнес он такимнедовольным тоном, как будто она перед ним провинилась. — Вы что‑нибудьзнаете о зеленых зажигалках?

— О чем? — переспросила Люся, отрывая руки отклавиатуры. — О каких зажигалках?

— Тут к нам в редакцию пришла помощница СильвестраБессонова. Вы наверняка знакомы. Майя. Она ходит по кабинетам и дознается,почему в редакции так много зеленых зажигалок. Говорит, что Сильвестра об этомоперативники расспрашивали. Так вот, Сильвестр уверяет, будто их ИринаАршанская всем раздаривала. Я ради любопытства заглянул в ящик своего стола иудивился. Их там целых четыре штуки. Если это в самом деле Аршанская… Странно.И откуда она их брала?

Яковкин полез в карман и продемонстрировал Люсе одинаковыеразовые зажигалки, на которые обычно и внимания‑то никто не обращает.

— Есть у вас по этому поводу какие‑то мысли?

— По какому поводу? Догадываюсь ли я, откуда Аршанскаябрала зажигалки? — уточнила Люся. — Нет. Понятия не имею. Может, унее кто‑то из родственников работал на зажигалочной фабрике? —предположила она.

— Зажигалочная фабрика… Вы разговариваете, как котМатроскин, — раздраженно заметил ответственный секретарь. — И идеи увас такие же умные.

— Но я правда не знаю, Ярослав Павлович!

Люсе не нравилось, как ответственный секретарь на неесмотрит — пристально и с сомнением. Как отпускник на ядовитую букашку — решая,раздавить ее, заразу, или просто стряхнуть с сандалии.

— То есть вам Ирина зажигалок не дарила? Люсе стало как‑тоне по себе. И чего он к ней прицепился?

— Да я ведь не курю, — напомнила она. — Счего бы мне кто‑то стал зажигалки дарить?

Мало ли… Может, у вас есть дружок. Друг, — поправилсяон и сердито покашлял. — Ладно, если что‑то вспомните, уж будьтелюбезны, скажите сначала мне, а не бегите в милицию. Нечего сор из избывыносить.

Он ушел, а Люся осталась сидеть с открытым ртом. Неужели вредакции думают, что она выложила милиции какие‑то особые секреты? Да, сней беседовали, спрашивали, что она видела, что помнит о том дне, когда убилиАршанскую… Но ведь она ничего особенного не рассказала!

Не успела она толком расстроиться, когда еще одна тень леглана ковер — абсолютно бесшумно. Люся вскинула голову и увидела Свиноедова. Смомента похорон Аршанской он ходил в узком черном свитере, который обтягивал еготорс, как вторая кожа. На пупке просматривалась отчетливая выпуклость.Наверняка там тоже торчала какая‑нибудь финтифлюшка. До сих пор Люсяредко обращала внимание на мужское тело, обычно ее волновала душа. Наверное,таково истинное предназначение всех этих булавок — привлекать женское внимание.

— Здравствуйте, Люся, — вкрадчиво поздоровался арт‑директор.Он шагнул под лампу, и сережки в его ухе сверкнули нестерпимо ярко. — Какваши дела?

— Нормально, — ответила она. И тотчас поправилась:— Как у всех.

Свиноедов прогулялся по приемной, словно кот, еще нерешивший, где бы устроиться после обеда, чтобы вылизать брюхо. Потомостановился прямо у нее за спиной.

— Вас милиция спрашивала о зеленых зажигалках?

Чтобы посмотреть ему в лицо, Люсе пришлось вывернуть голову.Глаза арт‑директора оказались слишком близко — темные и изучающие. Отнего слабо пахло табаком и одеколоном.

— Меня не только милиция спрашивала, — онавернулась к своим документам, пытаясь подавить дрожь. И тут же приврала: — Меняпол редакции спрашивало. А я ровным счетом ничего не знаю. Думаете, раз ясекретарь, значит, как мусорщик, должна собирать все сплетни и слухи?

— Я думаю о вас совершенно другое.

Из‑за того, что он произнес это тихо, у Люси странноекнуло сердце. Она хотела еще раз посмотреть на Свиноедова, но не решилась.Между тем у ее визитера явно было что‑то на уме, потому что он не уходил,а продолжал стоять позади ее кресла, не шевелясь. Целую минуту Люсино сердцетрепетало, как бабочка в сачке. Наконец она не выдержала: