прочь не побежали. Уйти не решились, но шарахнулись, образовав возле пришлой девки пустые места.

– За реку?! – в ужасе ахнули они.

– Ну за реку. Что такого-то, коли нужда?

Седая бабка плюнула в Йагу. Кто помоложе, кинулись успокаивать старуху: негоже обижать супругу господина! Но ведьма не обиделась, спокойно вытерлась рукавом.

– А как еще-то?

– Как предки завещали! – пробухтела бабка. Она запоздало сообразила, что хватила лишку, и теперь опасалась, как бы девка не пожаловалась мужу. – Испокон веку тута жили, скот держали, кормились своим трудом. Только потому до сих пор и не заразились заречной скверной!

Йага поперхнулась суховатой лепешкой, которые здесь подавали заместо хлеба.

– Это ж какая за рекой скверна?

– А такая! Брат на брата войной идет, отец сына рабом продает, мать дитя родное бросает! Скверна там, как есть скверна! Неужто сама не разумеешь?! И как это тебя, глупую такую, господине выбрал женой?!

– Да он не…

И запнулась. Ну как старуха правду говорит? Это ведь там, в Черноборе, живет страшный жрец и люди, готовые девицу живота лишить ради собственного достатка? И теперь скверна и в лесную хозяйку проникла, когда та в город сунулась! Уж не потому ли матушка заказывала из лесу выходить? А заболела не потому ли?!

Да еще и рыжий этот, величественно принимающий почести и возлагающий длань на просителей! Последней каплей стала совсем юная девка… Хотя какая ж она девка, коли с округлым беременным чревом и глубокими тенями под глазами? Она подошла тихохонько, стараясь не привлекать к себе внимания, и, недолго думая, пала на колени перед Йагой.

– Матушка, не изволь злиться! Дозволь просить тебя…

Лесовка помимо воли зыркнула на старуху, что в нее плюнула. Вот, де, как надо уважение выказы вать! Потянула девицу присесть рядом, но та испуганно замотала головой:

– Матушка, не серчай! Беда у меня! Попроси, чтобы господине благословил! Уже который день маюсь, никто помочь не может, а дитя…

– Да что у тебя?! – нетерпеливо прервала ведьма сбивчивый шепот.

– Кричит, мается… Не спит, не ест… Жар… Спасу нет!

И давай биться лбом об пол, так просто и не удержишь!

– Сколько дитю?

– Зимний он… Скоро год как родила.

– А от Рья… господина чего хочешь? Да встань ты, болезная!

– Пусть хоть на лобик ему подует… Хоть посмотрит! Одна надежда у меня!

Йага представила, куда северянин пошлет напуганную мать, если та попросит подуть на ребенка. Навряд бедняжка слова-то такие знает. А то и вовсе за проклятие сочтут, с местным-то страхом перед всем чужим.

– Веди, – коротко велела ведьма.

– Но господине…

– Сначала я проверю, что там у вас. Ты же не хочешь отца рода тревожить по пустякам?

Женщина торопливо осенила себя защитным знаком:

– Что ты! Что ты! Туда, матушка…

За женщинами особенно никто не следил, так что и исчезновения Йаги не заметили. Куда там! Надо же северянину колено поцеловать, поднести очередную чашу медовухи, тронуть носки его сапог…

Так и скрылись они на бабской половине, и потом еще долго шли в глубину дома. Окон тут не делали, так что света едва хватало угадать направление.

– Что ж ты ребенка в темноте и пыли держишь? – Йага запнулась обо что-то и упала. – Ему б воздуха свежего…

Девчушка подскочила, помогла встать и виновато отряхнула юбку ведьме.

– Кричит же… Мужчинам мешает. Негоже…

– А что, те мужчины сами не кричали, когда малыми детьми были? Тоже мне…

Девчушка и не поняла, за что ей пеняют.

– Ну как? Мешает же…

Колыбелька нашлась в самом дальнем углу, еще и завешанная дубовыми шкурами, оттого, верно, и крик малыша казался писком котенка. Первым делом Йага сдернула шкуры да развернула слои пеленок, не дававшие ребенку толком дышать.

– Где ставни у вас? Распахни.

– Нету ставен… Мы светцы жжем…

– Тогда окошко дымовое! Что там у вас?

Девчушка мало не плакала от бессилия и растерянности. Но с ведьмой поди поспорь, и вскоре под потолком засветилось несколько отверстий. Тогда стало ясно, что ребенку и впрямь худо. Мало того что его мучал жар, так еще и челюсть отекла. Впрочем, замученная мать выглядела немногим лучше.

Йага кинула шкуру под пятно света, положила ребенка и принялась осматривать, вытягивая ручки и ножки. Малыш был на удивление крепенький, может, даже крепче, чем полагается годовалому. Чудо, что мать выжила при родах, сама-то худенькая тростинка! Но страннее всего был не вес малыша, и не горячка. Ведьма только что не осквернила дите бранными словами.

– Дурни вы! Неужто никто не заметил?!

– Чего, матушка!

– У тебя сын годовалый?

– Да…

– А зубки где?

Девчушка хотела ответить, но заместо того густо покраснела. Ни один зуб у годовалого малыша и впрямь не прорезался, зато десны распухли и покраснели так, что ажно рот не закрывался. Оттого и жар, оттого и бессонница.

– Чем лечили-то?

Девчушка бегом побежала прочь и так же бегом вернулась, вывалив перед Йагой охапку травок и чашек с отварами.

– Сын Медведя сам приходил, дул ему на лоб… И…

– Руки бы вам поотрывать! Няньки…

Ведьма хмуро перебрала примочки, половину откинула за ненадобностью, за веничек из желтых цветов отвесила молодой матери оплеуху.

– Вот эти две смешаешь и закипятишь. Будешь мазать ему десны, поняла?

– Поняла…

– Пить не давай, но если проглотит, не страшно. А вот это… – Йага вытащила из ступки деревянный пестик и вручила малышу, тот сразу зажал рукоять маленькой крепкой ручонкой. – Это тебе.

Ребенок оказался поумнее взрослых. Сразу зажевал новую игрушку.

– Почаще на воздух выноси, что ты его, как нечисть какую, в темноте держишь? И упаси боги лечить дитенка у того, кто все это добро, – ведь ма кивнула на травы, – тебе дал. До Чернобора недалече, там врачеватели поумнее есть. А боитесь, так к лесным ведьмам идите. Живет в чаще одна молодая, сказывают, не по годам умна. – Лесовка собралась уже уходить, но задержалась и строго наказала: – И поспи. А не то… – подумала-подумала и припугнула: – Не то малый снова сляжет.

– Благословенна будь, матушка…

Но благодарностей Йага уже не слушала. Ее распирало от досады, хотелось уткнуться в чью-нибудь грудь и сказать, какие дурни обитают в Медуницах! И она точно знала, кто кивнет и согласится. Скажет, мол, не только в Медуницах, а и вообще везде.

Но Рьяна вместе с пирующими не оказалось. Зато сын Медведя, склонившись в три погибели, наблюдал за чем-то в щель единственной двери в доме.

Аккурат под алтарем, за местом вождя, медувинчане обустроили божью ложницу. Ее-то и сторожил вождь, ажно приплясывая от нетерпения.

Когда Йага подошла, никто не решился остановить матушку.

– Чего это вы?

Сын Медведя