– А я бы вмиг разделался с кругленькой сочной ягодой.

– А я самый голодный! – заявил Вереск. – Я бы заглотнул целую рыбину!

Увы, у друзей не было с собой таких деликатесов; однако Мох раздал всем вяленую кожуру каштана, и некоторое время они сидели на ветке и молча жевали, болтая ногами прямо над шумной улицей. Внизу куда-то спешили машины, автобусы и мотоциклы.

Вскоре капли дождя начали редеть. Из-за туч показалось солнце. Заблестели мокрые тротуары; от стёкол машин во все стороны запрыгали солнечные зайчики. Рани проснулась и стала чистить перья, а Роджер спорхнул вниз, на ветку, где сидели четверо друзей.

– Слушайте, ребята, – начал он, – мы обещали Лихачу, что подбросим вас до парка, где можно разбить лагерь. Но из-за погоды нам пришлось остановиться здесь. Теперь мы можем отнести вас чуть дальше – я знаю пару славных зелёных уголков, да и Рени с Роном что-нибудь подскажут. Но вот что я подумал: после такого ливня трава ещё долго не высохнет. Вы уверены, что хотите сегодня ночевать в лужах?

– А разве у нас есть выбор? – спросил Мох.

– Ну вот это гнездо не худшее место на свете. А ночью, когда зажгутся огни, отсюда будет потрясающий вид. Вы могли бы пока устроиться прямо здесь.

Друзья переглянулись. Они совсем не так представляли себе первую ночь в большом городе; но, честно говоря, после долгого полёта верхом на голубях у всех четверых болело то, на чём сидят. Особенно досталось Вереску в его неизменном килте.

– Я за то, чтобы остаться тут, – сказал Мох.

– Я тоже, – кивнул Щавель.

– И я, – Вереск обнажил свой верный клинок «Стэнли» и подрезал самые острые веточки, чтобы на дне гнезда можно было расположиться с комфортом.

Понемногу сгущались вечерние сумерки, и в Человечьем Улье повсюду зажигались огни. Фары и стоп-сигналы машин сливались в сплошной красно-белый поток. Окна жилых домов горели ровным золотистым светом. Небоскрёбы подмигивали сотнями ярких квадратов. Город тянулся во все стороны, загадочный и полный чудес, как настоящий улей, или термитник, или живой коралловый риф.

– Ух ты! – восторженно выдохнул Щавель. – Я и не знал, что тут так красиво.

– Я тоже, – сказал Вереск.

– Я думал, что здесь всё мёртвое и уродливое, без единого деревца или травинки, – признался Мох. – А ты, Дождевик?

– Что ж, – ответил тот. – Я знал, что нас ждёт. Видите ли, я уже здесь бывал – много лет назад.

Вереск и Мох переглянулись, разинув рты от изумления.

– Как? Что это ещё за история? С приключениями? Расскажи! Ну пожалуйста, – взмолился Вереск.

– Но только если сам хочешь, – добавил Мох, заметив печаль в глазах старшего друга.

– О да, приключения были… – начал Дождевик, слегка запинаясь. Понимаете… Ну, вы же знаете: до того как поселиться с вами на Ясеневой улице, я долго бродил по Зелёному Миру.

Мох и Вереск дружно кивнули. Оба прекрасно помнили тот день, когда познакомились с Дождевиком. В ту пору он был худым, усталым и молчаливым. Из вежливости он немного рассказал новым друзьям о своей невероятно долгой жизни; однако со временем у них появилось множество общих воспоминаний, и то, что было до их встречи, стало казаться далёким и неважным. Тем более что сам Дождевик никогда не говорил о прошлом.

– Потеряв свой любимый пруд, я захотел понять, что творится в Зелёном Мире. Я видел, что наступило время перемен – быть может, самых серьёзных с тех пор, как на земле появились люди.

– Что же изменилось? – спросил Мох.

– Поначалу люди долго жили так же, как мы: охотились, ловили рыбу, собирали ягоды и грибы. Потом они научились возделывать землю, перестали кочевать и начали селиться на одном месте. Понемногу, очень медленно, люди стали менять творения Пана и вывели домашних животных, которые были для них полезней, чем дикие, – коров, свиней, овец.

– А ещё кошек и собак, – вставил Вереск.

– Да, их тоже. Но это были ещё не те великие перемены, о которых я говорил. Люди тогда плодились медленно. Жили они в селениях, разбросанных по всему миру. Одни селения были поменьше, другие побольше, но ничего похожего на современные Ульи люди ещё не строили. В те времена и мы жили рядом с ними. Люди знали про нас, хоть и смутно. Мы для них были как полузабытая сказка или давний сон.

А потом, больше двухсот кукушкиных лет назад, в мире людей что-то случилось. Он как будто… ускорился. Внезапно появились разные штуковины, которых не было прежде, и наблюдать за этим было очень интересно. Щавель, ты, наверное, помнишь? Но в некоторых местах воздух почернел от дыма, а реки начали умирать.

И ещё я заметил кое-что… Даже не знаю, как объяснить. Люди будто бы забыли, что они тоже часть Зелёного Мира, что им нужны деревья, и пчёлы, и животные, и всё остальное. Это меня напугало, и я решил разобраться, что же всё-таки происходит. Вот тогда, в поисках ответа, я и забрёл в Человечий Улей.

– И что там было? – спросил Мох.

– Ну, самоходных повозок тогда ещё, конечно, не делали; но люди уже вовсю строили большие здания. Везде было шумно, пахло дымом и конским навозом. В этом месте много было прекрасного, и ужасного, и пьянящего. Неожиданно для себя я его полюбил.

Но потом я заметил, что Улей разрастается и поглощает всё вокруг: поля, сады, рощицы, перелески, пруды, луга, ручьи. Нашим собратьям из тайного народца всё чаще приходилось бросать любимые места и искать себе новый дом. Соловьи, мыши, ящерицы – и те были вынуждены переселиться. Чем больше людей собиралось в Улье, тем шире он расползался, чтобы вместить их всех.

– Постой-ка! – воскликнул Щавель. – Неужели под этими улицами и домами лежат бывшие долины и холмы?

– И реки тоже! – ответил Дождевик. – Люди загнали их под землю, чтобы не мешали ездить и ходить, и теперь они не видят солнечного света, и хранителей у них больше нет.

– Так… что же случилось с нашими собратьями, которые жили здесь до того, как появился Улей? – спросил Мох.

– Насколько я знаю, большинство ушло в другие края. Многие тосковали, но были и такие, кому хотелось новых приключений. Кое-кто пытался держаться до конца – в парках или больших садах, – но последние зелёные уголки в Улье всё чаще оставались без хранителей, и я решил сделать доброе дело.

Я нашёл старый, полузасохший тёрн. Он один уцелел из тенистой рощи, за которой когда-то присматривал наш сородич по имени Груздь (он решил покинуть Улей). Раньше сквозь рощу проходила узкая оленья тропа, а затем – дорожка, протоптанная людьми. Со временем она превратилась в широкий проезд для