Эцио неохотно расстался с лошадью, к которой успел привыкнуть. Макиавелли повел его к замаскированным ступенькам, ведущим куда-то вниз. У их основания горел факел, который Никколо взял в руки.

– Где это мы? – спросил Эцио.

– Отсюда можно попасть в разветвленную сеть римских катакомб. Когда-то твой отец узнал об их существовании, и с тех пор они остаются тайным средством сообщения ассасинов. Здесь мы можем не опасаться солдат Борджиа. Они наверняка станут нас искать, потому что уцелевшие люди-волки, скорее всего, подняли тревогу. Проходы в катакомбах широкие. В древности они использовались для перевозки грузов и перемещения войск. Построены на совесть, как и все в те времена. Многие выходы обрушились, так что выйти можно не везде, где хотелось бы. Не отставай. Если заблудишься, можешь никогда отсюда не выбраться.

Часа два они шли по лабиринту, казавшемуся бесконечным. От главного туннеля куда-то в темноту уходили ответвления. Попадались каменные арки, украшенные изображениями древних богов. Иные выходы на поверхность были погребены под густым слоем обломков. Были и чистые ступеньки. Возле них Макиавелли двигался с особой осторожностью. Раз или два Аудиторе показалось, что наверху мелькнул слабый свет. Никколо шел ровным, довольно быстрым шагом и наконец остановился возле очередной лестницы.

– Ну вот и пришли, – сообщил он. – Я пойду первым. Уже почти рассвело. Нужно соблюдать осторожность.

С этими словами он исчез во тьме.

Ожидание показалось Эцио вечностью. Он уж было подумал, что Никколо сыграл с ним какую-то злую шутку, как вдруг услышал знакомый шепот:

– Все чисто.

Невзирая на усталость, Аудиторе взбежал по ступенькам, радуясь свежему воздуху. Он решил, с него до конца жизни хватит странствий по пещерам и катакомбам.

Лестница вывела его в помещение, похожее на складское.

– Где это мы?

– На острове Тиберина. Раньше в этом здании был склад. Но сюда давно уже не заходит никто, кроме нас.

– Нас?

– Членов братства. Если угодно, это наш опорный пункт в Риме.

Из-за стола, где бумаги соседствовали с остатками еды, поднялся крепкий, весьма уверенный молодой человек. Тон незнакомца был открытым и дружелюбным.

– Никколо! Ben trovato![51]

Он повернулся к Эцио:

– А вы, должно быть, знаменитый Эцио! Добро пожаловать! – Он тепло пожал руку ассасина. – Фабио Орсини, к вашим услугам. Я много слышал о вас от моего двоюродного брата и вашего давнего друга Бартоломео д’Альвиано.

Услышав знакомое имя, Эцио улыбнулся:

– Отличный воин.

– Между прочим, это милое местечко обнаружил не кто иной, как Фабио, – пояснил Макиавелли.

– Здесь довольно удобно, – сказал Орсини. – Снаружи все густо заросло плющом и кустарниками. Посмотришь – и ничего не увидишь.

– Хорошо, что вы на нашей стороне.

– Моей семье недавно досталось от Борджиа. Теперь моя задача – сбросить этих гадов и вернуть то, что нам принадлежит. – Фабио огляделся по сторонам. – Понимаю, что все здесь выглядит довольно обшарпанным. Наверное, после Тосканы это особенно заметно.

– Прекрасное место.

– Что ж, я рад, – улыбнулся Фабио. – А теперь, когда вы здесь, я могу покинуть свой пост. Срочные дела.

– Что ты планируешь делать? – спросил Макиавелли.

Фабио перестал улыбаться:

– Начну готовить почву в Романье. Сегодня Чезаре командует моими людьми. Но скоро, я надеюсь, мы будем свободны.

– Buona fortuna.

– Grazie.

– Arrivederci.

– Arrivederci.

Махнув им на прощание, Фабио ушел.

Макиавелли расчистил стол, после чего разложил на нем шифрованное письмо и ключ к нему, позаимствованный у людей-волков.

– Ты, должно быть, устал и проголодался. Здесь есть чем подкрепиться. Вино тоже есть и еще – вкусная чистая римская вода. Отдохни, пока я вожусь с письмом. Впереди у нас много дел.

– Фабио – один из союзников, о которых ты говорил?

– Да. Есть и другие. И среди них – одна выдающаяся личность.

Слово «личность» могло относиться как к мужчине, так и к женщине. В мозгу Эцио сразу всплыло имя Катерины Сфорца. Его мысли постоянно возвращались к ней. Она по-прежнему находилась в плену. Ассасин считал своим долгом освободить свою возлюбленную. Но быть может, она просто играла с ним?.. Сомнения терзали его всякий раз, когда он думал об этой женщине. Но ведь она была свободным человеком, а не его собственностью. Эцио не привлекала перспектива оказаться в дураках. И быть пешкой в чужой игре он тоже не хотел.

– И кто же эта личность? – осторожно спросил он.

Макиавелли медлил с ответом, как будто он уже сболтнул лишнего и теперь сомневался, стоит ли раскрывать все свои карты. Но затем он все же заговорил:

– Это кардинал Джулиано делла Ровере. В свое время он наравне с Родриго был претендентом на папский престол. Но он и по сей день остается большим человеком, у которого достаточно влиятельных друзей. К тому же у него сильные связи с французами, о чем кардинал пока предпочитает молчать. Он знает: Людовик числит Борджиа своим союзником до тех пор, пока королю это выгодно. И что еще важнее, кардинал делла Ровере давно ненавидит семейство Борджиа. Знаешь, сколько испанцев они протащили во власть? Над Италией нависла угроза оказаться под пятой этих ставленников.

– В таком случае кардинал делла Ровере – наш человек. Когда я смогу с ним встретиться?

– Время еще не настало. Поешь, пока я занимаюсь письмом.

Эцио обрадовался отдыху. Есть он почему-то не хотел и от вина тоже отказался. Зато вода пришлась очень кстати. Аудиторе выпил несколько кружек и немного погрыз куриную ножку.

– Ну как, ключ подошел? – спросил он.

– Тихо!

Солнце успело подняться вровень с римскими колокольнями, когда Макиавелли отложил перо и поднял голову.

– Готово!

Эцио с интересом ждал подробностей.

– Это послание людям-волкам, – сказал Макиавелли. – Здесь подтверждается, что Борджиа передает им установленное вознаграждение и новый приказ – устрашать народ в тех частях города, где власть Борджиа еще не стала полной. Вылазки должны совпадать по времени со «случайным» появлением священника из числа марионеток Борджиа. Тот силой Церкви «изгонит» нападающих.

– Что будем делать?

– Если ты не против, нам пора готовить массированное нападение на Борджиа. Продолжать то, что ты так удачно начал вчера, когда сжег их флаг над конюшней.

Эцио задумался.