Узнав об этом, Рузвельт писал сыну Кермиту, что «слегка удивлен» и не знает, как распорядиться «большой суммой денег – говорили о сорока тысячах долларов». Он писал также, что «не хотел бы отказываться от денег, которые могли бы достаться детям». Но все же «не может принимать деньги за достижение мира между двумя государствами», поскольку справиться с этой задачей он смог лишь потому, что был президентом. Рузвельт продолжал: «Получать деньги за достижение мира – это все равно что требовать деньги за спасение утопающего или за подвиг на войне».

Рузвельт продолжал обдумывать дилемму, пока ему не открылась подлинная природа этой премии. Он нашел новаторское решение, благодаря которому смог принять деньги, не поступаясь этическими принципами.

10 декабря 1906 года он отправил телеграмму норвежскому министру иностранных дел – председателю Нобелевского комитета: «Добиться успеха я смог лишь как представитель государства, президентом которого являюсь. После долгих раздумий я пришел к выводу о том, что лучший и самый достойный способ употребить денежные средства премии – это учредить в Вашингтоне постоянный Комитет мира». Новация Рузвельта заключалась в аналогии, которую он провел между изначальной целью Нобелевской премии – достижение мира между народами – и своей собственной целью «установления лучших и более справедливых отношений между согражданами, которые, будучи капиталистами или работниками, заняты в промышленном и сельскохозяйственном производстве». Рузвельт был убежден, что так он «сможет реализовать цель основателя премии; ведь в современной жизни очень важно работать во имя достижения справедливого и праведного мира не только в мире наций, но и в мире производства».

Теодор Рузвельт был человеком увлекающимся, и частенько ему было трудно сдержать себя. Он часто купался обнаженным в вашингтонском парке Рок-Крик – в разгар зимы. Можно было часто видеть, как он карабкается по деревьям рядом с Белым домом. (Он считал это занятие отличной гимнастикой.) В Белом доме он занимался боксом с профессиональным боксером, а затем пригласил мастера джиу-джитсу, чтобы овладеть этим боевым искусством.

Но при всей энергии и энтузиазме Рузвельт отличался очень тяжелым характером. Близкие друзья были убеждены, что он всегда нарывается на драку.

Рузвельт и сам признавал свой недостаток, но стремился держать себя в руках. Он хорошо знал себя и отлично понимал, что не сможет ничего добиться, если позволит нраву взять над собой верх. Рузвельт постоянно вел борьбу с самим собой и использовал ее, как паровоз использует уголь, воду и огонь. Неукротимый нрав был для него мощным двигателем, который двигал его вперед.

Во времена Рузвельта решать вопросы охраны окружающей среды было, пожалуй, намного труднее, чем сегодня. В начале XX века концепция защиты природы была незнакома гражданам Америки и казалась им очень далекой от повседневных потребностей и желаний. Рузвельт «продавал» эту идею по-разному. Сельским жителям Канзаса он говорил об эффективности – это было понятно, считалось правильным и вызывало всеобщее восхищение. Он делал акцент на том, что защита природных ресурсов убережет от пустых трат. Таким образом, сохранение природы – ключевой компонент любой экономики, которая хочет быть эффективной.

Да, Рузвельт был немного мечтателем. Но в то же время он был искусным политиком, обладавшим даром умело доносить свои идеи до окружающих. Он умел говорить так, что его не только понимали, но и начинали хотеть реализовывать его идеи во имя собственного блага. Он не пытался навязывать незнакомые концепции незаинтересованным гражданам. Теодор Рузвельт переводил свои новаторские идеи в вид знакомый, желанный и привлекательный. Он обращался не к альтруизму, но к здравому смыслу и собственным интересам.

Биограф Эдмунд Моррис беседовал с людьми, которые помнили первое появление только что избранного Теодора Рузвельта в зале Законодательного собрания в Олбани. Все они запомнили «молодого человека, решительно вошедшего в комнату и на минуту остановившегося, чтобы его успели увидеть все – этот актерский прием быстро стал привычным». Как любой актер, молодой Рузвельт очень внимательно относился к своему костюму. «Он носил монокль с золотой цепочкой, уходившей за ухо, – вспоминал член Законодательного собрания Уолш. – На нем была визитка[8] с одной пуговицей наверху, а ее полы почти касались ботинок. В одной руке он держал трость с золотым набалдашником, в другой – цилиндр. Он шел, слегка наклонившись вперед, как в то время ходили многие молодые люди».

Только что избранный член Законодательного собрания Теодор Рузвельт появился на первых республиканских выборах не как робкий неофит, оказавшийся среди закаленных в боях ветеранов, но как наполненный энергией камень, запущенный из катапульты в стену осажденного замка.