– И что он сказал?

– А ты не догадываешься?

– Нет. А должен?

– Ты знал, что машина битая? Что ее разбирали, варили, красили?

Меньше всего Дуня хотела скандалить, но помимо ее воли к окончанию предложения ее голос начал звенеть.

– Что значит варили?

– То и значит, Вов. Я так понимаю, ты хочешь мне сказать, что был не в курсе, почему новую машину тебе продали за бесценок?

Володя, горячась, бросил, что понятия не имеет, о чем она говорит. Звучало даже правдоподобно. Но поверила ли ему Дуня? Наверное, в глубине души, все-таки нет. Скорей, она сознательно позволила себе обмануться. Как любой человек, которому было сложно принять неприглядную правду. И под конец разговора перевела тему, рассказав жениху о скором приезде президента и тех амбициозных целях, что они с Быковыми поставили перед собой в связи с этим событием. А уже вечером следующего дня и вовсе растаяла, когда ей принесли конверт, в котором были так нужные ей пригласительные. И короткая записка: «Надеюсь, это как-то меня реабилитирует за предыдущий неудачный подарок».

Дуня широко улыбнулась и провела пальцами по тонкой отпечатанной на принтере полоске. Все-таки виноватый мужик – это что-то! Злиться на Чернова после такого широкого жеста было даже как-то грешно. Дуня затолкала свою обиду куда подальше. Стараясь не думать о том, как печально все это могло закончиться.

Первым делом о том, что у нее появились дополнительные приглашения, Дуня сообщила Юль Санне. Та совсем не по-деловому взвизгнула и побежала рассказать мужу.

– Ты мне только со сборами помоги. Во всех приличных салонах перед Новым годом наверняка плотная запись.

– Я прижму Ветку.

Дуня поморщилась. Пользоваться услугами салона Сандаловой ей не очень хотелось.

– Думаешь, у нее есть окно?

– Уверена, что нет. Но Ветка наверняка что-нибудь придумает, когда узнает, что будет готовить нас для встречи с самим президентом. Такой рекламы она не упустит. Ты уж поверь.

– Ну, раз ты так в этом уверена… – Дуня пожала плечами и отбила вызов. Погладила пальцами золотистое теснение на пригласительных, улыбнулась и… стала прокручивать в голове все те аргументы, которые ей нужно будет озвучить, если появится такая возможность. А ведь надо заметить, аргументы находились не сразу. Все ж волнение брало верх. Дуне еще не доводилось участвовать в переговорах на таком высоком уровне. И тут ей мог помочь, пожалуй, только один человек.

Положив пригласительные в карман махрового халата, Дуня сунула ноги в тапки и помчалась к отцу. Благо тот остановился на одном с ней этаже. Постучала. Секретов от отца у Дуни не было, в отличие от него самого. Поэтому Андрей Викторович уже знал, как важно ей получить эти пригласительные. Он даже попытался их достать. По своим каналам. Но оказалось, что это попросту невозможно.

– Дуня? Что-то случилось? – изумился Андрей Викторович.

– Смотри, что у меня есть! – входя в номер, Дуня помахала перед носом отца открытками.

– Это то, что я думаю? – обрадовался мужчина.

Дуня широко улыбнулась:

– Угу.

– Но откуда?!

– Володя помог.

– Ну, Вовка! Ну, молодец! Это нужно отметить… – оживился Андрей Викторович, открывая мини бар.

– Вот еще! Отмечать мы будем, если дельце выгорит. А сейчас…

– Что?

– Мне нужен твой совет. Каким образом нам рассказать о своей идее президенту? Я ведь понятия не имею, как это происходит обычно. Что он за человек? Ты-то с ним не один раз встречался. Посоветуй, как мне не упустить такой шанс?

– Он – умный мужик. Тут главное – доступно объяснить преимущества внесенного предложения, но так, чтобы это не выглядело домашней заготовкой или подставой.

– То есть плавно вплести нужную мне тему в канву диалога ни о чем?

– Вот видишь. Ты сама все понимаешь. – Андрей Викторович обнял дочь за плечи и, как в детстве, поцеловал ее в рыжую макушку.

– Пойдешь со мной? – спросила та, задирая голову.

– Я уж думал, ты никогда меня не попросишь.

– Боюсь, мне не найти лучшего кавалера на этот вечер, – усмехнулась Дуня, высвобождаясь из объятий отца.

– Если только Володя.

– Да. Но он сейчас не рядом.

– Я рад, что вы решили пожениться. Чернов – тот, кто тебе нужен. Не то что этот Краснов.

– Папа! – закатила глаза Дуня.

– Ну, что? Что папа? Сама подумай… Те же приглашения. Он бы смог тебе их достать? Или, скажем, обеспечить тот уровень жизни, к которому ты так привыкла?

– Пап! Ну, ты зачем опять начинаешь? Между нами с Семеном ничего нет. Я пойду.

Не скрывая своей досады, Дуня вышла из номера отца и пошлепала к себе.

Проблема в том, что она врала. Врала всем – отцу, себе и Краснову. И понимала это. Потому как что-то между ними все-таки было. И это что-то было настолько сильным, что ей приходилось постоянно напоминать себе, почему ей не стоит этому поддаваться. Впрочем, каждый раз, находясь в непосредственной близости от Семена, все эти доводы и убеждения отходили на второй план. А в мыслях и чувствах воцарялось смятение. Дуня раз за разом возвращалась в их прошлое. Перебирала спрятанные на антресолях памяти воспоминания. Томилась. Тлела на медленном огне. Вспоминая то, что чувствовала. Тогда… Сейчас. И почему-то выходило так, будто сейчас это все лишь сильней стало. Хотя тогда казалось, что сильней просто не может быть.

Ее тянуло к Семену мучительно. Остро. Болезненно. И не спасало от этого ничего. Даже работа, которой она заполняла все свободное время. Зато Дуня очень хорошо понимала Юльку. Когда на одной чаше весов – то, как надо, как правильно. А на другой – то, к чему тянется душа, сделать неправильный выбор – так просто.

Душа Дуни тянулась к Семену.

Да, отец прав. Он не смог бы организовать ей встречу с первым лицом государства. Но… Ему вполне было по силам исполнить другие ее мечты.

– Твои собаки. Ты же три хотела. Вот. Тут аж четыре.

Дуня распахнула шкаф. На плечиках висели не самые подходящие случаю вещи. Она это просто знала, вряд ли в тот момент что-то перед собой видя. Перед глазами стояла совершенно другая картинка.

Он у подстилки с собакой. Его суровое, поднятое к ней лицо. А еще почему-то тот момент, когда она предложила ему выкупить ее землю:

– Я не потяну покупку еще одного участка и строительство дома, – честно ответил он. И в этой честности, в том, что он никогда не хотел казаться лучше, круче, богаче, чем есть, было тоже что-то невероятно трогательное. Настоящее. И, может, поэтому такое манкое.

Понимая, что ее гляделки абсолютно бессмысленны, Дуня захлопнула шкаф. Вернулась к кровати, села, пододвинула к себе сваленные на тумбочке листы, на которых она вновь и вновь рисовала дом. Дом для него. Который почему-то имел очертания, – Дуня устало растерла лицо, – очертания ее дома. Того, что идеально вписывается аккурат между их участками.