– А ночью?

– И каждой ночью.

– То есть ты всем довольна и всегда в хорошем настроении. И как ты такая получилась-то?

– Я пожала плечами. – Не знаю. Мне всегда хватало внимания. Сколько я себя помню, всем всегда было до меня дело, со мной проводили время, никогда не отправляли поиграть одной. К кому бы я ни подходила: маме, папе, дедушке, бабушке, все всегда включали меня в свои занятия. С Эленой мы готовили, с Джеком ходили в море, с мамой мы читали или рисовали, ну а с папой мы вообще были лучшими друзьями. Мне никогда не приходилось ссориться, доказывать свою правоту, добиваться желаемого. Да и по натуре я неконфликтный человек. Когда мы уже стали жить с Хавьером… Мама и Моника, у них обеих сумасшедшие характеры, пространство рядом с ними – зона повышенной возгораемости, а я всегда была самой милой и спокойной, никогда не спорила и не упрямилась, всех мирила и была отдушиной для всех. Все меня любили и восхищались мной.

– Ага, и потом ты выросла в милую и спокойную девушку, у которой при первой же сложной ситуации напрочь срывает кукушку, и она сначала долго говорит всем, что все хорошо, лишь бы только никого любимого не разочаровать и не подвести, а потом бац – и получите-распишитесь: попытка самоубийства, секс с первым встречным, соблазнение шлюхи своего парня.

– Как ты понял? – я вытаращила глаза.

– Наверное, потому что был тем самым первым встречным, с которым ты переспала? Или ты про соблазнение Дэт?

Я ткнула его кулаком в грудь.

– Нет, я не про это! Как ты догадался, что все срывы из-за того, что больше всего на свете я боюсь причинить переживания родным? В прошлый раз мне пришлось долго прорабатывать это с психотерапевтом, чтобы я поняла.

– Ха, тоже мне, великая тайна! Может, потому что я умею смотреть и видеть правду?

Мы помолчали. Я встала с кровати, натянула трусы, шорты, майку. Походила бессмысленно по комнате, села по-турецки возле кровати.

– А теперь ты сердишься на меня? – спросил Тьяго.

– Нет. Я расстроена из-за того, что ты прав. Почему-то так выходит, что чтобы выжить, надо постоянно показывать когти и зубы, а если ты просто мягкий и добрый, то тебя съедят, забудут, переступят. Я не могу по-другому. Если я люблю, то люблю и мне важно, чтобы те, кто мне не безразличен, были счастливы и в безопасности. И да, мне тяжело говорить о своих чувствах. Я знаю, что все ожидают от меня, что я всегда в хорошем настроении и мне проще пережить в себе, если что-то не так. Но я умею по-настоящему злиться. Один раз это была мама. Они с Хавьером только-только начали встречаться, вот как мы сейчас, и она скрывала от всех, и от меня. Мне кажется, она и от себя тогда пыталась скрыть, как влюблена. Укладывала меня вечером в постель, выжидала час, звала соседку, сама ехала к Хавьеру, потом подскакивала в пять утра, мчалась домой, и к моему пробуждению уже был готов завтрак и обед, она отвозила меня в школу, ехала на работу, вечером возвращалась, мы с ней ужинали, болтали, играли в настолку, она сидела со мной, пока я не засну, и все повторялось. – Догадываешься, к чему я веду?

– Где-то во всем этом расписании явно пропущен сон.

– Так и есть. Через три месяца произошло то, к чему все шло. Зазвонил будильник, она его отключила, проспала, поняла, что я проснусь, а ее нет, подорвалась, собралась как метеор и вылетела ко мне. Не взяла такси, не разрешила себя подвезти. Хавьер так себя и не простил, что тогда не настоял, хотя Ева… С ней невозможно спорить, если она что-то решила.

– Авария? – он сочувственно смотрел на меня.

– Да. Сниженная концентрация внимания, усталость… Не заметила знака крутого поворота, не снизила скорость, вылетела на обочину. Как видишь, все обошлось, но ее забрали в больницу тогда, она несколько часов не приходила в сознание и все очень, очень напугались. Мы с Хавьером тогда и познакомились. Уж насколько он ее любит, но ты бы слышал, как он тогда кричал на нее и ругался, на всех языках, чокнутая дура, ты могла погибнуть, о чем ты думала, на кого бы оставила ребенка, сумасшедшая ведьма, теперь ты ни шагу не сделаешь без разрешения, я выкину твои права и сожгу все твои книжки, все в таком духе, а я, я так злилась на нее за то, что она собой рисковала, за то, что могла оставить меня без себя, я перестала с ней разговаривать, и молчала целыми днями, и простила только тогда, когда Ева согласилась оставить свой чертов магазин и поехать отдыхать на все лето к Хавьеру на ранчо. А после того лета они поженились.

– А второй раз?

– О. Второй раз высечен шрамом на моей памяти. Мы с Рэем уже долгое время были парой, и он повез меня знакомиться к родным. Его деду, старому женоненавистнику, ужасно не понравилось то, что я была за рулем, когда мы подъехали к дому. Чертов старик помешан на автомобилях, он когда-то гонял, сам учил Рэя всему и одно из его правил – баба за рулем – обезьяна с гранатой. Он сделал Рэю замечание и когда тот ответил ему: «Все в порядке, Джей, эта девочка по-настоящему умеет ездить», решил проучить меня и внука. Улыбнулся, сделал вид, что поверил, а на следующий день позвал меня на рыбалку, предложил сесть за руль. Я решила, что он хочет проверить, какой из меня водитель, и согласилась.

– Он оскорблял тебя?

– Нет. – До сих пор при воспоминании о той поездке моя голова начинала кружиться, а руки трястись. Нет. Этот чертов старый пень и правда решил меня проверить. Во время движения он симулировал сердечный приступ – очень натурально – закатил глаза, судороги и стал хрипеть – мол, прости, девочка, в больницу не успеем, два часа добираться – специально увез меня с дороги к тому чертову озеру! Он думал, я разрыдаюсь, потеряю управление, он перехватит и скажет Рэю, чтобы тот никогда не пускал женщину за руль, потому что, цитирую «все бабы курицы, которые думают пиздой, а не мозгами, ты же не пустишь курицу управлять автомобилем».

– Что-то мне подсказывает, что ты не бросила руль.

– Нет – я сглотнула комок. – нет, я не бросила руль. Я потратила две минуты на то, чтобы найти в бардачке нитроглицерин и засунуть ему под язык. Еще три минуты, чтобы настроить в навигаторе маршрут озеро – больница, а потом вдавила газ в пол. Я всю дорогу гнала 100 миль в час, по прямой, повороты, обгон – не скинула ни мили. Я тормозила у больницы так, что из-под колес летели искры. Вокруг нас собрались люди, подбежал отец Рэя, открыл дверь и знаешь, что он сказал: «Папа, о нет, ты снова это сделал». И тогда этот козел открыл глаза, признаю, он был немного бледный, и сказал: «Девчонка вас обставила, вас обоих».

Сорок минут, Тьяго. Мы доехали за сорок минут и за это время я сто раз могла нас обоих убить по-настоящему. Уйти в занос, вылететь с трассы, попасть на лобовое столкновение, наткнуться на чертова лося. Я рисковала человеческой жизнью – и все это был просто гребаный тест. Оказывается, он такой устраивал и своему сыну, и потом внуку, сразу, как они получали права.

Тьяго спустился с кровати, сел рядом, обнял меня.

– То есть, если я вдруг захочу проверить, как ты умеешь злиться, мне просто надо сделать что-нибудь вроде этого?