доверяла своим воспитанникам. Она не стремилась контролировать каждый их шаг, и, по большому счету, никогда не наказывала. Ей казалось, они взрослые и ответственные люди. Она ошибалась? Купаться ночью опасно, все прекрасно знают, почему этого делать нельзя. Особенно те, кто в экспедиции уже не в первый раз. И все же пошли. Но, почему — то, особенно обидно было, что они не признались. Хотя, развешанные по лагерю купальники и плавки, однажды утром навели ее на кое — какие мысли, но она их тут же отогнала от себя.

«Наверное, я устала», — думала молодая женщина. «Раньше бы не стала расстраиваться из-за такой ерунды». Она любила детей. И своих воспитанников, особенно. Но, в последнее время Ирина все чаще задумывалась о собственной семье, которой у нее пока не было. О своем ребенке. Она представляла, какой была бы ее дочь, как они гуляли бы вместе по лесу, и собирали еловые шишечки. Ирина уже и имя придумала — Катерина. Ее любимый мужчина тоже настроен на серьезные отношения. И имя ему понравилось. Правда, он спросил, а что, если мальчик? Но Ирина точно знала — у них будет девочка.

Дождь продолжал. Его мерное постукивание успокаивало. Ирина прилегла на спальник и задремала.

***

А Анька в это время тоже уснула в своей палатке, убаюканная ливнем, и глубоко удовлетворенная событиями сегодняшнего дня.

Еще один сон Аньки

Ей снова приснился сон, где она была молодым и горячим юношей, сыном вождя. Старейшины одобрили сооружение смотровой башни. Сэй был назначен главным. Башню задумали довольно высокой, подходящих деревьев в степи не сыскать. Пришлось делать несколько ярусов. Лестницу соорудили параллельно опорам, она получилась отвесная. Для молодых проворных юношей взобраться по ней и слезть не составляло труда, но для людей постарше это было не так просто. Несмотря на все предупреждения, вождь захотел подняться на башню и осмотреть округу. Он любил степь всем сердцем, и с волнением думал, как она красива с высоты.

Старейшины тоже пытались отговорить вождя от рискованной затеи, но быстро сдались. Может, зная характер предводителя, понимали, что это бесполезно. А, возможно, посчитали что вождь благословит таким образом новое начинание.

Они стояли на самом верху. Вождь, его сын и Ной. Ветер трепал их густые волосы и бороды. А перед глазами, во все стороны, куда дотягивался взгляд, простирался зеленый, местами желтый, ковер степи. Узорами его стали колки и болота, изгиб речки, и заросли кустов по ее берегам. Издали их селение казалось маленьким и хрупким, все трое мужчин смотрели на него с трепетом в сердце. Там их семьи, друзья, дома с негаснущим никогда очагом. Они защитят своих близких. Теперь, глядя вдаль с высоты, они были в этом уверены.

Вождь потрепал сына по голове.

— Хорошая работа, сын, — сказал он.

Но Сэя похвала не тронула. Он видел, как отец смотрел на Ноя последние дни — с уважением и надеждой. На сына он не бросал таких взглядов никогда. Сэю было очевидно, что отец уже принял решение. На секунду у него промелькнула мысль, а не прыгнуть ли сейчас вниз? Пусть тогда поплачет его бессердечный отец, пусть до конца жизни винит себя в его смерти. Но нет, он не станет этого делать. Он будет бороться до конца. И так уж случилось, что конец этот наступил очень скоро.

Как рассказывал потом Ной, он стоял внизу и видел, как вождь осторожно начал спускаться вниз. В какой — то момент послышался крик вождя: «Сэй, помоги!». Что там произошло, Ной не разглядел. Кажется, одна из перекладин под ногой вождя надломилась, и руки соскользнули от неожиданности. Сэй в этот момент, был далеко, и помочь не смог бы.

Да, сын вождя стоял наверху. Он считал ступеньки: один, два, три… Когда спускался Ной, то на седьмой Сэй затаил дыхание. Но нет, ничего не случилось. Ной был легким и быстрым. Что ж, кому — то явно повезет меньше. И вот отец начал спуск: один, два, три…семь… Раздался треск, крик о помощи и, через секунду, глухой звук удара о землю.

Сэй был безутешен. Так казалось сородичам, и ему самому. Он на самом деле горевал. Потеряв отца, он неожиданно для себя, понял, как сильно его любил. Но темная часть его души ликовала. Отец не успел назначить преемника, а значит, по закону рода, власть перейдет к его сыну.

«Вот видишь, отец, я умнее тебя. Я жив. Я — новый вождь. Я все рассчитал правильно».

***

Дождь закончился к вечеру. Ирина Алексеевна собрала всех за столом и озвучила план работ на вечер. Люба с Алисой наведут порядок в камералке, Ксюша с Анькой — в хозпалатке. Старшие ребята займутся заготовкой дров, младшие — пойдут в деревню за молоком. Все уже собрались разойтись, как Ирина сказала:

— Подождите. Я хочу еще кое — что сказать, — вид у нее был непривычно серьезный, что насторожило ребят. — Я очень расстроена тем, что вы нарушили строгое правило не купаться ночью. Мне казалось, вы уже сознательные граждане, и сами все понимаете. надеюсь, этого больше не повторится… В любом случае, вот что решила. Вы просили тортик и лимонад. Пока все это отменяется. А там посмотрим.

Ирина посмотрела на ребят, на секунду остановившись на Сеньке, и ушла. За столом все молчали и поглядывали друг на друга. Брёма сказал:

— А что, кому — то в голову пришло ночью искупаться? Ведь ночью температура воздуха…

— Да помолчи ты! Иди в деревню уже, — сказала Любка, и направилась в сторону камералки. Алиска пошла за ней.

Анька, видя, что все собираются расходиться, встала и, как будто, самой себе, но довольно громко, сказала:

— Не знаю, зачем Алиска всё Ирине рассказала?..

Сенька, Геныч и Удав шли по полю в сторону ближайшего лесочка.

— Думаете, правда, Алиска сболтнула? — спросил Геныч.

— Они сегодня долго с Ириной разговаривали. Да, проговорилась, наверное, — ответил Удав.

— Может, она от обиды за розыгрыш? Решила нам отомстить? — предположил Гена.

— Да как — то не похоже на нее… — сказал Сеня.

— Эх, — вздохнул Удав. — Человеческая природа не постижима. У каждого из нас есть темная сторона, тень. Ты можешь думать о себе, какой ты хороший и правильный. А потом, в критической ситуации совершить нечто такое, от чего сам будешь в шоке… Так что, я ее понимаю.

Геныч молчал. Он вспомнил, как тогда, у реки, противный голосок внутри подбивал его не рассказывать правду. Как Гене хотелось тогда оставаться хорошим в ее, да и в собственных глазах. И