этот же голос сейчас нашептывал ему: «смотри, да и она не идеальна? — сдала всех, и глазом не моргнула… из-за кого ты расстраиваешься?». От этих мыслей ему немного полегчало.

Сенька сомневался — он действительно не верит, что Алиска могла так поступить, или ему не хочется признавать, что она на такое способна? Он ведь ее совсем не знает. Она бывает грубой и резкой безо всякой причины, и образ ее хрупкости и нежности с этим совсем не сочетается. Если рассуждать логически, то да, так и есть — Алиса непредсказуема, и не такая, какой кажется. Значит, от нее можно ожидать чего угодно. И, в то же время, на уровне ощущений он чувствовал иное. Глубоко в душе он знал, что за всеми этими внешними декорациями спрятано большое чуткое сердце. Только, возможно, ему никогда туда не добраться. Она никого не пустит настолько близко. Сеня вздохнул. С грустью и смирением он подумал, что не будет больше стучаться в закрытые двери. Слишком больно, когда тебя вышвыривают вон.

***

После ужина у костра было непривычно тихо. В воздухе чувствовалось напряжение. Ирина Алексеевна ушла после ужина в свою палатку, ссылаясь на работу.

Сажина же была, напротив, в прекрасном настроении. Она распустила свои медного цвета волосы, которые до этого заплетала в тугие косы. И теперь они лежали мелкими ровными волнами. Надо признать, это выглядело красиво. Анька предлагала поиграть в какую — нибудь игру, но идея ни у кого энтузиазма не вызвала.

— Сеня, — начала она. — А расскажи про белого зверька! Помнишь, ты обещал.

— Да рассказывал уже… — сказал Сеня. Он держал над костром очередную ветку, и смотрел, как она вспыхивает и сгорает. — Лучше пусть Удав расскажет про змей.

Послышался смех.

— Да я так себе рассказчик, — ответил тот.

— У нас есть рассказчица, — сказал Лёша. — Правда, Алис?

Алиса слегка улыбнулась от неожиданности. Но вопроса она не поняла.

— Я не знаю. Что ты имеешь в виду?

— Да так. Слышал, ты секреты хранить не умеешь, — продолжал Лёша, явно наслаждаясь моментом. Костя хмыкнул. У Аньки горели глаза от предвкушения.

— Я? С чего ты взял? — Алиска недоумевала. Она смотрела на ребят, сидящих кружком. Брёма, Стасик и Кирилл о чем — то говорили между собой, происходящее их, похоже не интересовало. Остальные изучали свои ботинки, землю или созерцали пламя костра, и не смотрели в ее сторону. Сажина, правда, сверлила Алиску своими зелеными хищными глазами. Но она была не в счет.

— Что происходит? — спросила Алиса. Сердце ее застучало быстрее. — Лёша, давай уже, договаривай! Что за секреты я выдала?

— Ну… Ты с Ириной, так сказать, поделилась…

— Да она в курсе была! Она просто решила не вмешиваться, а потом сама пожалела. Она тоже не думала, что эта тема с духами так далеко зайдет! Так что никакой тайны в этом не было… — Никто не повернул головы.

— Не про духов речь, — сказал Лёша, после чего громко и наигранно зевнул.

— А про что?

— Ой, посмотрите на нее! Кончай уже из себя святошу строить, — сказала Сажина. Парни встрепенулась.

— Ты, это… рыжая… Помолчала бы, — буркнул Костя.

— А что вы все вокруг да около! А эта — дурочку из себя строит! Ну, рассказала Ирине про купание, что теперь… Призналась бы, а то «про что, про что»! — Анька разошлась. Ей уже было невыносимо ждать, когда кто — нибудь скажет прямо.

— Чего? — глаза Алиски округлились. — Я не рассказывала!

— Да ладно, Алиска, не переживай. Все мы не без греха, — сказал Удав. — Человек, вообще, существо непредсказуемое… — Олегу нравилось быть в образе циничного философа. Он чувствовал, что становится выше «всей этой бренной суеты».

— Да вы, что? — Алиса раскраснелась. Теперь ей стало понятно, почему ребята на нее не смотрят. — Вы подумали, что это я?

— Алисочка, хватит распыляться, — сказал Сеня, посмотрев на нее в упор. В голосе его слышалось раздражение. — Кто — то подумал, кто — то нет. Какая теперь разница. Не нервничай ты так.

— Кто подумал? Ты? — Сеня отвел глаза.

— Геныч, ты? — тот молчал, продолжая гипнотизировать шнурки.

— Любка, а ты, ты тоже подумала? — спросила Алиса. Она искала поддержки, и была уверена, что подруга на ее стороне. Но Любка растерялась. Она подумала, что упустила что — то. Может быть, Алиска опять за ее спиной общалась с кем — то из ребят, и вела активную жизнь, как тогда, ночью с Генычем. Старая обида была еще жива. И поэтому, Люба замялась с ответом:

— Я не знаю… Я, вообще, ничего не думаю…

Алиса почувствовала себя как ТОГДА. Когда она стояла у стены, в углу кабинета, двумя руками вцепившись в портфель, а одноклассницы по очереди высказывали ей свои претензии. Она что — то говорила в свое оправдание, но никто ее не слышал. И потом Любка, которую она считала своей подругой, убежала вместе со всеми, оставив ее одну. И сейчас, снова все против нее. Как будто вынесли ей приговор, без права его оспорить, без суда и следствия. И Люба, как в тот злополучный день, не поддержала ее. У Алиски зажгло в груди. Она чувствовала безысходность, и тотальное, космическое одиночество. Словно она с другой планеты, и никогда, никогда ей не быть принятой. В глазах у девушки поплыло, к горлу подступил комок. Она понимала, что это слезы, и не хотела, чтобы их кто — то увидел. Алиса встала и пошла прочь от костра.

Кто — то крикнул, кажется, Костя: «Да мы не в обиде!». Сенька сорвался было с места, а потом вспомнил про «закрытую дверь», горько усмехнулся и сел обратно. Любка вскочила, схватила подругу за руку: «Алиска, ты куда собралась, скоро стемнеет! Ты чего?». Та повернулась, посмотрела на нее глазами, полными слез, и сказала: «Отстань, поняла!», выдернула руку, и быстрым шагом пошла в сторону деревни.

Сажина тряхнула своими бесподобными волосами, и спросила:

— Так может, все — таки сыграем? — Глаза ее светились от счастья.

***

Сенька пошел к себе. Ему не хотелось ни во что играть, и на душе было погано.

— Тук, тук, — услышал он голос Аньки у палатки. — Можно войти? — Сенька ответил, что можно. К нему, как к старшему в отряде, часто обращались по каким — то вопросам.

Сажина была загадочной.

— Сень, мне нужен твой совет. Ты у нас главный, после Ирины Алексеевны. Поэтому я решила к тебе обратиться.

— Ну, выкладывай.

— Я тут нашла один предмет. Вчера. Он в траве валялся, за лагерем, — соврала она. — И я не знаю, что с ним делать. Вот, —